Двойная радуга (сборник)
Шрифт:
– Ну, здравствуй, – холодно говорит мужчина N, – что-то я своей дочери не вижу, ээээ…
– Елизаветы, – подсказывает женщина N.
– Я знаю, как зовут мою дочь, – отвергает подсказку мужчина N, – надеюсь, ты не оставила ее одну дома? У девочки сложный возрастной период. Может свернуть на неверную дорогу.
– Девочке семнадцать лет, – отвечает легко женщина N, – если бы она хотела свернуть на неверную дорогу, давно бы уже свернула. Года, скажем, два назад.
Этим самым женщина N как бы намекает на то, что именно
Женщина N удаляется в глубь двора, не отнимая преступной материнской руки от лица молодого человека. Мужчина N краснеет еще жарче. Он взбешен. Он искренне считает, что место его бывшей жены – подле ребенка сложного возраста. Он честно забыл, что сам с семнадцати лет благополучно обитал за тысячу километров от родительского дома, получая высшее экономическое образование. Он остро желает разобраться, доколе. Оставляет свою спутницу NN сиротливо топтаться на выселках, гигантским прыжком догоняет женщину N и выкрикивает ей в ухо:
– Ах, вот как ты решила! Решила! А меня ты спросила? А моим мнением ты поинтересовалась?
Женщина N отодвигает ухо и проходит дальше. Кожаные штаны понимающе следуют за. Мужчина N неожиданно для себя самого ударяет кожаные штаны по широкому плечу. Штаны останавливаются и смотрят. Мужчина N замахивается снова. Его удары неумелы, но горячи. Женщина N возвращается и говорит, подняв брови:
– Ты совсем, да?
Умиротворяюще похлопывает кожаные штаны по дубленому рукаву. В некотором отдалении останавливается NN. Она переминается с ноги на ногу, ей хочется в тепло и чтобы прекратился этот позор.
Входная дверь отворяется, Гончаров-Обломов жестами приветствует друзей. Мужчина N переводит дыхание:
– Это я совсем? Я совсем? Это ты совсем! Стыд потеряла, ребенок заброшен, сама с любовником таскаешься!
– Ты с любовницей, я с любовником.
– Я не с любовницей!
– А с кем?
– Это мое дело, с кем!
– Ну и отлично. Позволь мне пройти.
– А вот не позволю!
Он толкает женщину N в сторону, она мягко валится в сугроб, кудрявые волосы металлической стружкой стоят вокруг головы. Кожаные штаны делают несколько вещей подряд: выуживают женщину N из сугроба, притягивают к себе за воротник мужчину N, бьют его в глаз. Мужчина N отвечает тем же, немного промахиваясь. Женщина N хватает кожаные штаны за элементы одежд. NN удаленно кричит, поминает милицию, вред здоровью, пятнадцать суток, восемь лет и права человека в Гааге.
Гончаров-Обломов, проваливаясь в снегах, неуклюже бежит от дома. Он ловит мужчину N в объятия, как в сачок, и говорит примирительно:
– Ну все, все. Все хорошо, все прошло. Вы прямо как с цепи сорвались, честное благородное слово. Давайте-ка успокоимся, а то не дай бог еще и Танюшка приедет.
– Какая еще Танюшка? – спрашивает мужчина N злобно, – не знаю я никаких Танюшек.
– Ну как это, – укоряет Гончаров-Обломов, – как это, Танюшка, моя племянница. Володина невеста.
– Какая еще Володина невеста? – спрашивает мужчина N все так же злобно, – не знаю я никаких Володь.
Тут он, конечно, допускает политическую ошибку. По крайней мере двоих Володь он должен знать, по крайней мере одного. NN подходит ближе. Ее лоб раскрашен нервными алыми пятнами, шапка из лисы сбита на затылок. Она никак не может остановиться, повторяет про милицию, права человека в Гааге, пятнадцать суток и восемь лет.
– Какие восемь лет, – отмахивается женщина N, – при первой-то судимости.
– А я не уверена, что у него первая, у твоего гоблина.
– А я уверена.
– Как мило.
– С тобой разговаривать, дорогая, как просматривать спам.
– Сама ты – спам. И гоблин твой кожаный – спам. И машина твоя спам.
– Так у тебя вообще никакой машины нет.
– Ничего, мне N подарит, он обещал – к годовщине совместной жизни.
– Пусть дарит, чего уж, мне-то он уже две подарил… Нет, даже три, если считать самую первую, шестерку «жигулей». Такая была развалюха, прости господи.
– Слышал бы N, как ты пренебрежительно о его подарках!..
– Так он вроде бы слышит, нет?
Дамы оборачиваются и смотрят на мужчину N, он говорит злобно:
– Так ты и за рулем-то без году неделя была, что же тебе, «мерседес» подгонять? «Шестерку» и то – за полгода раздолбала.
– При чем тут это? – расстраивается NN. – Дело не в «шестерке»…
– А в чем?
– В твоем отношении!
– А какое отношение может быть к «шестерке»? – удивляется мужчина N злобно. – Особенно у меня? Тебе-то, ясное дело, один хрен по деревне. Ты задний привод от переднего не отличишь.
Женщина N смотрит в сторону. Упитанная птица нашла себе собеседника – вторую упитанную птицу. NN сильно кусает нижнюю губу. Гончаров-Обломов вспоминает о своем долге хозяина:
– Познакомьтесь, это Володя, – он указывает коротким пальцем на кожаные штаны, – наш Волооодюшка…
– Ага, Володюшка, – соглашается мужчина N злобно, – я бы даже сказал – ВолодЮшка, брава ребятЮшка.
Гончаров-Обломов смеется. Володя многозначительно разминает кисти рук.
– Постой-ка, – спохватывается мужчина N злобно, – так этот Володя – жених твоей племянницы?
– Ну да, Танюшки. Конечно. В принципе, практически муж.
– А какого хрена этот практически муж таскается с моей женой? Бывшей, – поправляется мужчина N злобно.
– Ты бы лучше поинтересовался, – говорит NN, – какого хрена Гончаров-Обломов приглашал меня в бар со стриптизом. Замужнюю женщину. Почти.
Голос ее дрожит. На нижней прокушенной губе выступает капля крови.
– Да, к слову сказать, – вспоминает мужчина N злобно, – ты зачем ее на стриптиз звал?
– Извини, – пожимает плечами Гончаров-Обломов, – как-то не подумал, что ты обидишься, честное благородное слово. Мы не чужие люди с NN, почти полгода семьей прожили… В экспедиции. Ну ты помнишь.