Двойная смерть
Шрифт:
— Не помню… Кажется, на втором этаже, в вестибюле.
— А, это там ты в пальмах пряталась?
— Не совсем там — пальмы на галерее, но оттуда, конечно, все было бы слышно. Я не придала тогда этому значения — что в этом секретного? Хотя теперь… Но раньше я смерть Нины с нашим разговором как-то не связывала. С тобой говорить страшно…
— А что это за галерея на втором этаже? Что там находится?
— Там? Двери в кабинеты Розенталя и его заместителя, потом идут кладовки, в них лаборанты всякие мелочи хранят… Ты, думаешь, кто-то услышал и Нинку…?
— Доказать что-нибудь
Света долго молчала.
— Уже нет… Черт знает что. У тебя талант внушать гадости всякие. Никогда бы о таких вещах не думала, а тебя слушаю — на все начинаю смотреть иначе. Скоро будет казаться, что вокруг — одни бандиты, убийцы. Маньяки.
— Да, это я умею. Расскажи про Нину. Она замужем была?
— Нет.
— А мужик у нее был?
— Не знаю… Скорее всего нет. Хотя она несколько раз в компании упоминала «Славик, Славик». Рассказывала, что он все время в командировках, за границей. Врала, я думаю. Ни разу ее никто с мужиком не видел.
— А почему? Страшная была?
— Нет, что ты… Красивая. Высокая, натуральная блондинка. Глаза черные. И такая улыбка… все падали.
— Но почему же тогда?…
— Ей женщины нравились.
— Вот оно как. А ты откуда знаешь?
— Ну… знаю. Чего привязался?
— Ладно… Так что там у этих, из казино не сложилось? Почему они не смогли узнать, кто похороны испакостил? Все повесили на Розенталя и успокоились?
— Да нет, мучили нас недели две. Сначала, конечно, спрашивали, кто из посторонних был в тот день в здании… Но это же глупо. На похороны куча народа съехалась, разве могли мы всех знать?
Потом перешли к тому, где хранили труп и кто его видел последним… ммм… в приличном виде. Тут было уже проще. К похоронам его готовили утром, часов в восемь. Есть у нас такие Сережа с Леной — их специально предупредили, чтобы были на работе с утра. Они рассказали, что достали Сташенко из холодильника, положили на каталку и на грузовом лифте повезли наверх — на втором этаже, рядом с залами, есть специальные помещения. Они твердо стояли на том, что труп тогда был в полном порядке. И сами они тоже ничего такого с ним не делали.
Где-то с восьми до часу покойник был у них, его одели, рожу кремом от геморроя натерли — чтобы выглядел прилично, от него покойники как новенькие; потом косметику наложили и запихнули в гроб. Гроб они крышкой закрыли — это у нас правило железное, потому что несколько раз уже было, что прощание закончилось, пора на кладбище везти, а крышка куда-то запропастилась — за это троих с работы выгнали.
В общем, закрыли они гроб, а это было, как они говорят, где-то часов в одиннадцать, и вот здесь уже начинаются какие-то заморочки. Дело в том, что у этих Сережи с Леной — любовь невообразимая, жить друг без друга не могут. Как только время свободное — хоть в машине, хоть на работе — сразу это самое.
Ну вот, кончили они со Сташенко, смотрят — одиннадцать часов, а прощание начинается в два. В той же комнате диван стоит, но от рабочего стола он отделен шкафом со всякой мелочью — там иногда кто-нибудь из персонала ночует, когда на работе поздно сидят и домой ехать смысла уже нет.
Они разделись, легли на диван, и часа два с него не слезали.
Потом, в начале второго, погрузили гроб на каталку и повезли в большой зал. Тут еще одна тонкость — свет в зале отключается рубильником, который находится в комнате, где раньше проекторы стояли — там же кинотеатр раньше был. Соответственно и окон в зале не предусмотрено. А ключи от этой комнаты с рубильниками куда-то запропастились.
Ну, нет ключей — и нет. Сереге с Ленкой было на это плевать, это вообще не их проблемы, они гроб на сцену завезли, крышку в темноте сняли и пошли опять делом заниматься.
А когда собравшихся в зал стали запускать, там сначала свет не горел. Его уже позже зажгли, когда все внутрь вошли — до этого ключи искали.
— Так, подожди, а запах? Ты же говоришь, когда вошли в зал, там вонь стояла страшная. Неужели они, когда гроб открывали, ничего не почувствовали?
— Да, вопрос такой был. Они сказали, что что-то такое почувствовали, но в темноте как-то влом было разбираться, что там воняет. Закрыли дверь и ушли.
— Но все равно, получается, что кто-то открыл сначала дверь, потом гроб, вывернул Сташенке все внутренности, отрезал лишние детали, запихнул их ему в рот, закрыл гроб и ушел — и они все это время находились в той же комнате и ничего не заметили?
— Вот-вот, бандиты из казино об этом же спросили. Серега с Ленкой тогда им повторили, что диван стоит у окна, и от остальной части комнаты он отделен шкафом — с него ничего не видно.
— И не слышно?
— Диван старый, ему столько же лет, сколько кино — когда они этим занимаются, скрип стоит, как будто диван на дрова распиливают. Я сама как-то раз к ним туда зашла — меня начальство послало — так они ни черта не слышали. И стояла я там, как дура — вроде как и Розенталь ждет, но и людей отвлекать неудобно. Я уж и кашляла, и ногами топала, дверью несколько раз хлопнула — они ничего так и не услышали. Пришлось ждать, пока кончат.
— Ммм-да… А из коридора тоже скрип слышно?
— Нет, из коридора — нет, там двери основательные, и кожей обшиты. В советское время в этой комнате кабинет директора был, начальство тогда уважали.
— Так… А табличка есть на дверях какая-нибудь?
— Нет, просто они обычно на ключ закрываются, и посторонние туда не попадут. А свои и так знают, что где.
— А в тот день дверь была закрыта?
— Нет. Хотя точно они не могли вспомнить, но все же им казалось, что дверь они скорее не закрыли. Сначала вроде незачем — провожающих только к двум приглашали, а потом уже как-то не до этого было.
— Ну и что, поверили им?
— Нет. Бандитам это показалось подозрительным. Но, по-моему, они правду сказали. Там ключ обычно изнутри торчит, и вспомнить, поворачивал ли его, когда выходишь, очень трудно.
— А ключ второй у кого-нибудь есть?
— Дубликаты почти всех ключей в кабинете Розенталя лежат. Но от этой комнаты ключ единственный был, поэтому, когда комната была закрыта, Розенталь его тоже у себя хранил. Но он свой кабинет обычно не закрывает, и взять их при желании мог кто угодно.