Двойная смерть
Шрифт:
— Свет! Мотор!
В свете фонаря на поляну между могилами выбежал голый подросток лет пятнадцати с горящим поленом в руках. Увидев нас, он дико заорал, показывая желтые кривые зубы и кинул полено в камеру, но промахнулся. Опять закричав, он повернулся и побежал обратно вглубь кладбища. Его задница мелькала среди могил, шум ломаемых веток перемешивался с воем осеннего ветра. Наконец, все стихло. Коллега опустил камеру.
— Ого… Это некрофил?
Дед Илья сплюнул:
— Какой, на хрен, некрофил… Это Васька. Как выгнали из путяги, так и пьет непереставая.
— А не мог он теток мертвых трахать? Мало ли — переходный возраст, несформировавшаяся модель сексуального поведения… С подростками бывают странности. Я слышал, как-то парень примерно этого возраста изнасиловал восьмидесятилетнюю бабку. Когда его спросили, на кой он ее трахнул-то, он объяснил, что хотел избавиться от привычки к онанизму. Может быть, и Вася тоже…
— Нет, вряд ли. Не похоже, чтобы он от этой привычки избавится хотел… Зачем ему? Да и началось все, когда он еще в райцентре жил. Его позже из училища отчислили.
А вот, кстати, пришли уже. Помните, я рассказывал, лет полтораста назад толи врача, толи еще кого-то на здесь убили? С этого вся чертовщина на кладбище и пошла. Могилу эту раскопали в первую же ночь… Только странное дело — ни гроба, ни костей в ней не было.
Коллега опять включил свет и направил камеру на небольшой гранитный крест, стоящий под потрескавшимся деревом. На нем полустершимися от времени буквами с ять значилось: „Князь Дмитрий Александрович Розенталь. 1826–1854.“
В деревне мне понравилось. Коллега, правда, с бодуна на обратном пути чуть не сбил гаишника, который оценил свой моральный ущерб в сто баксов. Но черт с ним, пусть подавится. Хуже то, что вопросы в деле Розенталя размножались гораздо быстрее, чем мы находили на них ответы, и всю дорогу домой меня мучили неясные подозрения.
— Что-то здесь не так… В одной деревне — и некрофилы, и расхитители старых могил, и привидение еще какое-то… Так не бывает.
— Ты думаешь, все это вранье?
— Нет, вряд ли… Что-то там действительно происходило. Но понимаешь, раз дело было в одном месте, между отдельными случаями должна быть какая-то связь… Я никак не могу понять, в чем она. Все как-то крутится вокруг этого Розенталя.
— Так что тут понимать? Он, наверное, баб мертвых и трахал. Чего еще делать на кладбище? В морге у них сейчас пусто; любовница бросила — денег-то нет… А про кладбище он, скорее всего, узнал еще в конце лета: надо будет поспрашивать в деревне, что за люди к ним тогда приезжали.
— Да, в последнем ты, наверное, прав. Розенталь вполне мог иметь дела с этим кладбищем. Но вот в остальном… Помнишь, пару лет назад мы утку про некрофилов запустили? Я потом почитал кое-что на эту тему… Так вот, то, что мы с тобой наснимали о публичном доме с покойниками — страшная дурь. Извращение это очень редкое, на публичный дом не то что в Питере — во всей стране клиентов не наберется.
Но и без этого многое выглядит как-то не слишком правдоподобно… Хотя, черт с ней, с правдоподобностью. Я готов поверить, что на кладбище в Малахово завелся некрофил. Это было бы даже интересно… Но отдельные факты не вписываются в общую картину. У нее нет единого стиля… и значит, здесь что-то не так.
Коллега рассеянно стряхнул пепел с сигары:
— Ладно, рано пока говорить, мы еще мало знаем… Но знаешь, я ничего особенно загадочного тут не вижу. Разве что эта история с белым пятном, которое Дмитрича напугало… Что ему могло привидится?
— Да что угодно… А может, просто показалось. Любят у них этот бред про гулящих покойников.
— Все может быть… Пьяный он был наверняка. Но откуда-то легенда должна была взяться?
— Да, наверное. Но мне кажется… мне кажется, он и правда что-то такое видел.
— Запросто. Помнишь, мы в лавре привидение выслеживали? Как дураки неделю на кладбище ночевали, а оказалось, какие-то гребаные сектанты ночами трупы собачьи жгли. Даже снимать было нечего… Тьфу, козлы.
— Помню, помню… Но это уж совсем примитивно. Я надеюсь, тут нам повезет больше.
— По-моему, было бы интересно узнать, что за родственника Розенталя там когда-то похоронили? Не случайно же его занесло на это кладбище.
— Да… Помнишь, Света говорила о какой-то истории, связанной с его семьей? Про это еще профессор книгу хотел писать… Надо бы найти этого профессора, может быть, он все и прояснит.
— Ну, вряд ли все. Хотя почему могила пустой оказалось, вполне может знать… Ну, ладно. С чего начнем?
— Ммм… давай тряхнем опять эту похоронную контору. Должны там хоть что-нибудь знать про свое начальство?
— Знать-то они, наверняка, знают. Только хрен расскажут.
— Ну, это смотря как спросить… У Розенталя есть заместитель. Павлов, кажется. Сходим завтра к нему.
— И что ты ему скажешь? „Вы не знаете, ваш начальник случайно не некрофил?“
— Нет… Сделаем так. Скажем ему правду: мы журналисты. В правду обычно никто не верит… Он станет думать, кто мы такие. Между делом зададим пару вопросов, как там у конторы с деньгами. Он решит, что мы от кредиторов, пришли насчет бабок узнавать. И будет говорить о чем угодно, кроме денег. Есть шанс?
— Не знаю… Попробуем.
Заместитель Розенталя сидел в глубоком кресле за обитым черной кожей столом. Кабинет был ярко выраженным канцелярским крысятником — все точно на местах, нигде не пылинки, бумаги сложены в аккуратные стопки. Сам Павлов был серым, невзрачным — типичный чиновник. Я подозревал в замдиректоре похоронной конторы более яркую натуру… Хотя, если вспомнить, что рассказывала о нем Света, удивляться не стоило.
Но удивительной была легкость, с которой мы сюда проникли. Стоило начать по телефону разговор о личности Розенталя, Павлов как-то подозрительно быстро согласился нас принять. Я надеялся, что план мой сработает, но такое везение настораживало. Может, он сам надеялся что-то от нас узнать?