Двойная жизнь Розмари
Шрифт:
— Гвендолин сказала в тот день. Сам я мельком слышал про неполноценную инициацию Амелии, но, про то, что та уже не первая в роду, я понятия не имел, — Леонарда, кажется, вопрос не удивил.
— Вот и я нет.
— Намекаешь, что эта не та информация, которая находится в свободном доступе?
— Кланы предпочитают о подобном не распространятся, — согласился следователь.
— Но ты же это как-то выяснил?
— Только благодаря тому, что гибель предыдущего главы вызвала вопросы нашего департамента, и в базе нашлось краткое изложение
— Предыдущего, то есть брата Амелии? Или ты про отца?
— Брата. Который сначала потерял разум под воздействием родовой силы во время инициации, а потом якобы покончил с собой. Вот к этому «якобы» и были вопросы.
— Но доказать убийство, получается, не смогли?
— Не смогли.
Мужчины замолчали, явно что-то обдумывая. Не выдержав пытки неизвестностью, девушка сползла с кровати и аккуратно переместилась к дверям, но оба мага продолжали молчать.
— Как именно? — не выдержав этого молчания, вмешалась в разговор Розмари. Спохватилась: — Всем доброе утро.
— Доброе утро, — откликнулся Герберт.
— И тебе, — кивнул кузен. — Прости, что разбудили.
— Да, простите нас, Мари, мы увлеклись, — спохватился следователь. — И, уж извините, но я не понял вопроса.
— Как именно предыдущий глава клана покончил с собой? — Видя их удивление, пояснила: — Дверь была не до конца закрыта, так что я слышала, о чём вы говорили.
— А, вы об этом, — следователь почему-то выглядел разочарованным. — Отравился. Относительно того, специально или случайно и сам ли, были сомнения.
Брови Леонарда поползли вверх:
— У меня они теперь тоже возникли. Такие совпадения вызывают определенные вопросы.
— Половина убийств, которые мы расследуем, совершается с помощью ядов или лекарственных передозировок, — с каменным выражением лица сообщил огневик. — И то только потому что большая часть остальных приходится на пьяные ссоры, когда с применением магии, когда холодного оружия.
— То есть ты думаешь, эти два убийства не связаны?
— В том давнем деле в убийстве подозревали Амелию, как потенциальную наследницу. Убивать своего водителя, когда тот за рулем, согласись, она бы не стала.
— А если убийцей была не она? — Мари устроилась на одном из стульев за кухонным столом.
— А кто? Мать? У той вообще резона не было: именно ей отошла опека над недееспособным главой рода.
— То есть вся власть и капиталы были у матери?
— Именно. Согласись, убивать сына ей в такой ситуации нелогично.
— Пожалуй. Понятно, почему заподозрили Амелию.
— О чём и речь.
— Она не могла не понимать, что у неё есть все шансы повторить судьбу брата, — возразила Мари. — В этой ситуации убивать его слишком безрассудно с её стороны.
— Могла понадеяться, что её это не коснётся. Или просто желать для клана лучшей доли, чем безумец во главе, — как наследнику Леонарду мотивы Амелии, если, конечно, в том старом деле убийцей была именно она, были понятны гораздо лучше.
— Так или иначе, ничего доказать мои коллеги не смогли. Возможно, Август сам по недомыслию наглотался таблеток: магически вызванное безумие непредсказуемо и слабо поддаётся что медицинскому, что целительскому воздействию. Меня в этой истории заинтересовало кое-что иное. То, что последние несколько глав не справлялись с инициацией на главенство. Род был фактически обречен. До кое-чьего вмешательства, — Герберт внимательно смотрел на Мари, — предсказать которое было невозможно.
— Думаешь, дело в этом? И кто-то хотел, чтобы Мила утратила контроль?
— Вы сами сказали, разрушений было бы предостаточно. Жертв, причём именно среди людей, полагаю, тоже.
— Радикалы?
— Возможно.
В том, что это действительно так, Мари сомневалась. Правда, сама толком не понимала, почему именно. Пока мужчины обсуждали радикальные группировки, прикидывая, кто бы мог пойти на такое, она пыталась разобраться в себе и своих сомнениях. Пока наконец не сообразила:
— Опека. Ты говорил про опеку. А кто с наибольшей вероятностью был бы опекуном Милы?
— Был бы? — уцепился за это слово огневик.
— Сейчас она под защитой нашего клана, — поддержал Мари Леонард. — О сторонней опеке речи быть не может.
— Это будет решать Совет, — напомнил следователь.
— Который, уверен, прислушается ко мне. Но вообще, я надеюсь, отец девочки всё-таки выкарабкается.
— Будем надеяться.
— И всё же. Кто в отсутствии родителей мог бы стать её опекуном? — напомнила о себе пространственница.
— Сложно сказать. Возможно, Герда, возможно, пресловутый «дядюшка». Ближе никого вроде бы нет. А почему тебя это заинтересовало? Думаешь, что это мотив?
— Думаю. До совершеннолетия Милы опекун будет распоряжаться всеми финансами клана. Да, Герт, насколько я понимаю, не особо богаты, но это всё-таки клан, какое-то имущество у них в любом случае есть. «Дядюшка» точно не при делах?
— Сам он в это время был в столице у налоговиков, алиби не подкопаешься. Так что если только как заказчик. Но вряд ли: за ним присматривали из-за кое-каких подозрений, наблюдатель никаких сторонних контактов не фиксировал. Деньги со счетов тоже резко не снимали, только строго по делу.
— То есть не дядюшка… — задумчиво резюмировала Мари.
Герберт кивнул:
— Вообще вряд ли кто-то из вот этих родственников. Тут вы, скорее всего, правы. Рыльце в пушку у многих, но в убийстве Амелии Герт они замешаны вряд ли.
— С кем она встречалась, ты так и не выяснил? — поинтересовался Леонард.
Следователь покачал головой. Персонал кафе путался в показаниях, камеры были словно специально выключены.
— Зато утром прислали последние записи с уличных камер. После кафе машина нигде не останавливалась, сразу поехала к выезду из города. Так что яд мантикоры водитель получил, не выходя из автомобиля. А, значит, скорее всего, ещё один пассажир действительно был.