Двойная жизнь волшебницы
Шрифт:
Теперь в его руке вместо чашки был телефон. Но что это был за телефон! Тонкий, он вмешал в себя информацию, которая содержалась во всей библиотеке Конгресса, и даже еще немного места оставалось для всякой ерунды.
Телефон был поистине волшебным помощником Лисицы. Вот и сейчас приятель потыкал в несколько кнопочек и произнес в трубку сладким голосом:
– Аннушка, ангел мой, я тебя не потревожил?
Судя по всему, неизвестная подругам Аннушка совсем не возражала, чтобы Лисица ее потревожил. Тот продолжал сладко петь о том, как он соскучился по Аннушке, как мечтает
– Ангел мой, ты сейчас ведь на работе? Ну, посмотри, сделай милость, где там в восьмидесятых годах была прописана гражданка Иванова Галина Павловна. Смеешься? Нет, это не шутка. Понимаю, Ивановы – это не самая изысканная фамилия, не для такой высокообразованной барышни. Но возможно, дело немного облегчит тот факт, что вместе с матерью был прописан ее сын – Петр. Что? Это уже проще? Алмаз моих очей, я не сомневался в твоих способностях! Да, жду твоего звоночка, а лучше позвоню тебе сам. Ну, целую, мой ангел. До встречи!
Лисица положил трубку и хитро посмотрел на подруг. Вид у него был ужасно довольный. Конечно, он ожидал похвалы и восхищения, но вместо этого Кира поинтересовалась:
– Скажи, неужели на свете встречаются такие женщины, которым нравится, как ты к ним обращаешься?
– А что такое?
– Ангел мой! Звезда моих очей!
– Уверяю тебя, почти всем это нравится! И даже тем, кто говорит, что не нравится, все равно, я уверен, нравится! Просто они из вредности не хотят в этом признаваться! Разве было бы лучше, называй я своих подружек жирная корова или тупая лошадь, а?
В таком ключе спорить с Лисицей было затруднительно. Подруги и не стали. Тем более что позвонила неизвестная им Аннушка и продиктовала адрес, по которому были прописаны в конце восьмидесятых Галина Павловна и ее сын Петя.
После этого Лисица стал подругам не нужен. Они быстро попрощались с ним, предоставив самому расплачиваться за кофе. Все-таки Лисица был галантным мужчиной, он всегда платил за дам, кем бы они ему ни приходились. И в транспорте неизменно уступал место пожилым людям или мамам с маленькими детьми. Было в Лисице немало хорошего, одно в нем было плохо – он был непостоянен, как вода в унитазе. Все время норовил смыться от своей очередной избранницы.
Но как уже говорилось, подруг совершенно не касались амурные похождения Лисицы. Сами они раз и навсегда определились, что между ним и ими будут чисто дружеские отношения, не омраченные даже единственным поцелуем.
И хотя для Лисицы даже совместно проведенная ночь не являлась поводом для отношений, сами подруги не могли так легко относиться к этому. Поэтому, как ни хорош был Лисица, они раз и навсегда поставили табу на отношениях с ним.
Дом, куда приехали подруги, находился тоже в центре города. Но он располагался среди бывших рабочих окраин. И поэтому он был гораздо старше и совсем не таким элитным, как бывшее жилище профессора Иванова и его семьи на Московском проспекте.
Тут домик был ветхий, с узкими стертыми временем ступенями, проходным двором, единственным
– М-да… Это не Рио-де-Жанейро, – пробормотала Леся всемирно известную фразу Великого комбинатора. – Это гораздо хуже.
Между баками с отходами и машинами крутились двое детишек, видимо, дети жильцов. В подъезде, уютно устроившись в луже собственной мочи, спал бомж, утомленный водкой и нелегкой борьбой за жизнь. А на третьем этаже, куда поднялись в конце концов подруги, за нужной им дверью раздавался звон бьющейся посуды и шум грандиозного скандала.
Судя по голосам, в скандале участвовало не меньше четырех-пяти человек, вероятно, все взрослое население коммунальной квартиры.
– Вот это мы попали. Когда жильцы ссорятся друг с другом, под горячую руку им лучше не попадаться.
К счастью, скандал быстро угас. Из обшарпанных дверей, носящих на себе следы врезки многочисленных замков, вылетел кудрявый молодой человек с характерным блеском начинающего наркомана в глазах. Пролетев мимо подруг, он едва не свалился, споткнувшись о бомжа, но не остановился и продолжил путь со все большим ускорением.
Торопился молодой человек недаром. Следом за ним из дверей квартиры вылетели две разгневанные женщины – одна в домашнем халате, другая в переднике – и пустились в погоню за беглецом.
– Стой, Ленька! Стой, тебе говорят! – вопила одна, воинственно размахивая над головой половником, словно саблей.
– Стой, сучье отродье! Все равно ведь отвечать придется! – вторила ей другая, вооруженная веником.
Но беглец и не думал останавливаться. Внизу хлопнула дверь подъезда, а преследовательницы еще даже не добежали до второго этажа. Что поделать, молодость, помноженная на явное желание уйти от наказания, придали молодому человеку силы, чтобы бежать достаточно быстро.
Между тем позади подруг раздалось какое-то кряхтение. Они поспешно обернулись на звук и увидели, что в дверях стоит старичок, опирающийся на большую сучковатую палку. Старичок сопел и подозрительно глядел на девушек.
– А вы к кому, красавицы? – совсем недобро спросил он у подруг. – К Леньке, что ли, за товаром пожаловали?
– Ленька – это тот, который убежал?
– Наркоман?
– Верно излагаете. Он самый и есть. Мало того, что сам употребляет, так еще и торговать повадился. Клиентов у себя на дому принимает, словно в отдельной квартире живет. А тут ему не отдельное жилье, тут еще мы живем. А дружки Ленькины тащат все, что ни попадя, потому как сами насквозь все воры и наркоманы!
По мере того как старичок говорил, его голос крепчал от праведного негодования, перейдя в конце на крик.
– У меня блок сигарет сперли, пенсию у Марины увели. Допустим, Марина сама виновата, растяпа, нечего кошелек без присмотра оставлять, коли живешь не в отдельной квартире. Но мои сигареты! Ведь только купил, в прихожей на минутку оставил, в сортир зашел, вышел, глядь, а их уже нету! Кто-то из них уже успел!
Странно устроена мужская логика. Соседка, оставившая кошелек на минутку без присмотра, – растяпа, а сам он ничего такого.