Двойник Декстера
Шрифт:
И затем Валентайн прочищает горло, с превеликим трудом пытаясь сделать это мягко, тихо, пытаясь избавиться от плотной острой боли на линии вокруг его шеи и понять, как такая невозможная вещь случилась с особенным, чудесным ним, и звук этого раздражает наши уши, как весь отвратительный скрежет множества зубов, и мы сильно затягиваем петлю, достаточно сильно, чтобы прорезать кожу, достаточно сильно, чтобы выжать саму идею издания любого звука когда-нибудь ещё. Он выгибает спину на сиденье, пальцы слабо царапают его горло всего секунду, перед тем как он спадает вниз в тишину с выпученными глазами. Мы быстро выходим из машины, открываем водительскую дверь
"Теперь быстро"- говорим мы. Мы ослабляем леску очень легко, и он смотрит на нас лицом, по которому видно, что оно выглядит тусклее по сравнению с его предыдущем цветом лица. Как мы видим, новое, и чудесное понимание растёт в его глазах, когда мы затягиваем петлю настолько, чтобы донести до него правду этой мысли, и он встаёт на колени, пошатываясь, и продвигается мимо нас через заднюю дверь с жалюзи в темноту пустого дома. И теперь он в доме: последнем месте, где он когда-либо будет жить.
Мы ведём его на кухню и останавливаем, чтобы дать ему постоять несколько тихих секунд. Мы остаёмся стоять близко, позади него, с тугой петлей в руках. Он сжимает кулаки и разминает пальцы, затем снова прочищает горло. «Пожалуйста", - шепчет он погубленным голосом, который уже вперёд него ушёл в могилу.
"Да", - говорим мы со всем нашим спокойствием, шевеля краями нашей дикой игрушки. Возможно, он думает, что слышит немного надежды в этом плавном ожидании, и он трясёт своей головой совсем немного, чтобы ослабить натяжение.
"За что?" - прохрипел он. "Это, это просто… За что?"
Мы очень сильно затягиваем леску вокруг его горла и смотрим, как его дыхание останавливается, его лицо тускнеет, он снова падает на свои колени, и перед тем, как он уйдёт в бессознательное состояние, мы ослабляем леску совсем немного, достаточно для того, чтобы небольшое облачко воздуха проникло в его лёгкие через его повреждённое горло и вернуло жизнь в его глаза, и мы говорим ему всё эту полную и весёлую правду.
"За то", - говорим мы. Затем мы снова затягиваем петлю, туже, очень туго, и мы смотрим счастливо, как он спадает вниз от потери сознания, и лицо становится тёмно-пурпурным.
Теперь мы работаем быстро, устраивая всё до того, как он проснётся и испортит что-то.
Мы вытаскиваем маленькую сумку с игрушками и инструментами из машины и поднимаем папку, которую он бросил на сиденье машины, и быстро возвращаемся на кухню со всем этим. Совсем скоро он оказывается на стойке с разрезанной одеждой, заклеенным ртом и вокруг него мы расположили симпатичные фотографии, которые нашли в его папке, милые снимки маленьких мальчиков за игрой, смеющимися над клоуном на нескольких из них, на остальных просто держащие мячик или качающиеся на качелях. И три из них мы размещаем как раз в таком месте, чтобы он мог увидеть их, три простых снимка, взятые из газетных статей о трёх мальчиках, которые были найдены мёртвыми в канале.
Как только мы закончили делать всё наши приготовления, веки Валентайна задрожали. Какое-то время он всё ещё продолжает лежать, вероятно, чувствуя тёплый воздух на своей голой коже, и тугой неподатливый скотч, делающий его неподвижным, и, возможно, думая, как он оказался здесь. Затем он вспоминает, и его глаза открываются с хлопком. Он пытается сделать невозможные вещи, такие как порвать скотч, или сделать глубокий вдох через тщательно заклеенный рот достаточно громко, чтобы кто-нибудь в его угасающем мире услышал. Ничего из этого не может случиться, больше никогда, не для него.
Для Валентайна только
"Расслабься", - говорим мы и кладём руку в перчатке на его голую и вздымающуюся грудь.
"Скоро всё это закончится". И мы подразумеваем под этим все из этого: каждый вздох и моргание, каждая усмешка и хихиканье, каждый день рождения с шариками в виде зверей, каждое голодное путешествие в темноту в здоровом состоянии маленьких беспомощных мальчиков - всё закончится, навсегда, и скоро.
Мы шлёпаем его по груди. "Но не так скоро" - говорим мы, и холодное чувство счастья проходит через нас в наши глаза, и, возможно, он видит это, и, возможно, он знает наверняка, и, возможно, он до сих пор чувствует глупую неосуществимую надежду. Но как только он оседает обратно на стойку в тугом не рвущемся захвате скотча, более сильная жажда этой безумной ночи, замечательная музыка Тёмного Танца начинает нарастать вокруг нас, и мы берёмся за работу, и все надежды Валентайна утекают прочь, как только мы приступаем к работе.
Это начинается медленно - не пробно, не неуверенно, совсем нет, это продлится столько, сколько мы захотим. Медленно, чтобы растянуть и насладиться каждым запланированным хорошо отрепетированным часто-практикуемым взмахом и медленно довести клоуна к точке последнего понимания: понятного и простого понимания того, что все это закончится для него здесь, сейчас, этой ночью. Это его самый последний трюк, и теперь, здесь, сегодня ночью, он медленно, осторожно, тщательно, часть за частью и кусок за куском, заплатит дань счастливому хранителю моста с блестящим лезвием, и медленно пересечёт эту последнюю черту в нескончаемую темноту, которую он будет скоро очень желать, даже очень сильно, присоединиться, потому что скоро он узнает, что это единственный путь уйти от боли. Но не сейчас, пока нет, не так скоро; сначала мы должны доставить его туда, доставить его в точку невозврата и после этого, когда этой всё прояснится для него, мы прибудем к краю, откуда он никогда не вернётся. Он должен видеть это, принять это, понять, что это правильно, необходимо и непреложно, и это наше весёлое задание привести его туда и затем указать назад на край границы и сказать, “Видишь? Это где ты находишься сейчас. Ты пересёк черту и теперь все это закончится”.
И так мы принимаемся за работу с музыкой, возрастающей вокруг нас, луной, выглядывающей через щель в облаках и весело хихикая над тем, что видит, и Валентайн очень послушный. Он шипит и издаёт глухие визги, потому что он видит, что происходящее нельзя предотвратить, и это происходит так тщательно, быстрое уничтожение его, Стива Валентайна, клоуна, весёлого счастливого человека в белой маске, который действительно любит детей, любит их так сильно и так часто и таким очень неприятным способом. Он - Стив Валентайн, Дурашливый клоун, который может провести ребёнка через всю магическую радугу жизни за один тёмный час, весь путь от счастья и чудес в завершающую агонию безнадёжного увядающего взгляда и грязной воды канала. Стив Валентайн, который был слишком умён для любого, пытающегося его остановить или доказать его поступки на поприще закона. Но он не на суде сейчас и никогда там уже не будет. Сегодня он лежит на скамье на Суде Декстера, и последний вердикт находится в наших руках. И сюда не смогут прийти назначенные судом адвокаты, и никогда не будет возможна аппеляция.