Двойник Декстера
Шрифт:
Мы стоим на кухне. Ржавый холодильник в углу рядом со старой плитой, потрескавшийся стол, посудный шкаф на стене, покрытая пятнами грязная раковина с текущим краном. Лампа не горит, но в дальнем конце коридора виден слабый отблеск света в комнате. По нашему позвоночнику. проползает легкий предостерегающий холодок, и мы понимаем: там что-то есть. С нейлоновой петлей в руке мы устремляемся вперед, в эту самую комнату с лампой, медленно скользим на свет, чуть не истекая слюной от радостного предвкушения, и нас охватывает восторг при мысли о том, что сейчас произойдет. Мы тихонько встаем на пороге, осматриваемся и осторожно заглядываем в комнату, желая
Все замирает.
Ни дыхания, ни мысли, ни движения. Ничего, кроме ошеломленного, машинального «нет».
Не может быть. Просто невероятно. Никоим образом, не здесь, не сейчас, мы этого не видим и не можем видеть ничего подобного, невозможно, неправильно, не по сценарию…
Но все-таки оно есть. Не двигается и не меняется.
Освещенный одной-единственной тусклой лампочкой, стоит металлический стол. Старый, ничем не примечательный, из какого-нибудь эконом-магазина, с облупленной белой столешницей. А на нем сложено ровными кучками то, что некогда было человеческим телом. Оно аккуратно разрезано, разделено на части, почти идеально оформлено, именно так, как и должно быть, и меня охватывает нереальное ощущение знакомого, но совершенно невероятного комфорта, поскольку я-то прекрасно знаю, что передо мной, — но этого не может быть. Я смотрю, смотрю, смотрю, но ничего не меняется.
Я вижу тело, предназначенное к выносу после того, как кто-то долго и любовно потрудился над ним с ножом и несомненной энергией, все так знакомо и приятно, и причина крайне проста — именно так я бы сделал и сам. Но я-то этого не делал, и никто на свете не способен к стопроцентному подражанию, даже мой брат Брайан, но вот тело передо мной, я хлопаю глазами и смотрю, смотрю — а оно никуда не исчезает и не меняется.
Все так невероятно и до жути напоминает то, что я сам собирался сделать. Я не могу удержаться — шагаю вперед за порог и приближаюсь, словно стол — гигантский магнит, слишком сильный, чтобы я мог противостоять притяжению. Я двигаюсь, затаив дыхание и ничего вокруг себя не видя, к тому, чего никак не может здесь быть, хотя глаза не лгут… шаг, другой…
И по ту сторону стола что-то выступает мне навстречу из темноты, и, не успев даже подумать, я выхватываю нож и бросаюсь к новой опасности…
И оно бросается на меня, тоже с ножом в руке.
Я пригибаюсь и замираю, высоко подняв нож.
И оно пригибается и замирает, высоко подняв нож.
Это мгновение длится вечно; совершенно растерявшись, охваченный откровенной паникой, я смотрю на врага, моргаю и вижу, как он моргает…
Я медленно выпрямляюсь и встаю — и он делает то же самое.
А больше ничего он сделать и не может, поскольку это— мое отражение в огромном зеркале. Я сам стою там и смотрю на себя, находящегося здесь и взирающего на…
Я опять застываю, не в силах думать, не в силах предпринять хоть что-нибудь. Я могу только смотреть в зеркало, поскольку это, как и аккуратно разложенное на столе тело, не случайное совпадение. Зеркало поставили именно здесь, чтобы оно сыграло свою роль. И вот я вижу самого себя над трупом, который только я и мог обработать таким образом. Убежден, ничего подобного я не совершал, но тело тут, и я не знаю, что делать и что думать.
Я стою, словно под крошечным колпаком, ошеломленный и бесчувственный, и обозреваю картину, созданную специально для меня. Я должен был обнаружить ее и отреагировать именно так. Просто стоять и смотреть, не веря глазам своим.
Наконец крошечная
Кто это сделал?
Неплохое начало, достаточно неплохое, и следом, сквозь туман, приходит следующая мысль. Только Брайан знает мою технику настолько, чтобы копировать ее. На одно мимолетное мгновение я задумываюсь, не он ли тут побывал — он ведь всегда хотел по-братски развлечься со мной. Может быть, он, так сказать, игриво ткнул Декстера под ребра, воодушевляя таким образом?
Но, хорошенько обдумав сей вариант, я понимаю: это невозможно. Брайан мог сколько угодно спрашивать, настаивать, подольщаться — но никогда бы не рискнул. Помимо Брайана, в мире нет никого, кто видел бы Декстера за работой и выжил…
…кроме Свидетеля, разумеется. Неизвестной Тени, которая застукала меня над Валентайном, поместила отчет в блоге и удостоилась почетного первого места в моем списке; эгоистичный, сводящий с ума болтун, которого я намеревался, придя сюда, превратить в то самое, что сейчас лежит на столе. Хотя это не укладывалось в голове, но, кроме Свидетеля, расстараться было некому. Он приготовил все по моему образцу, поставил зеркало по ту сторону стола, и никаких иных объяснений быть не может, однако остается один настоятельный вопрос: зачем?
Я не нахожу ответа. Я по-прежнему уверен, что это невозможно, но из области теоретической кошмар перешел в сиюминутную, и я смотрю на разрубленное тело, которое реально ничуть не менее, чем нож, который я держу в руке. Я делаю медленный, беспомощный шажок навстречу, и другой я, в зеркале, тоже идет вперед. Я резко останавливаюсь и смотрю — и он тоже взирает на меня.
Вот я. Я, Декстер. Я поднимаю руку, чтобы коснуться щеки, но в ней зажат нож, и я останавливаюсь на полпути, почти поднеся хищное лезвие к ошеломленному лицу. Натюрморт с ножом и идиотом. Два моих обличья: Демон Декстер и Дурак Декстер. Собственное лицо кажется мне странным, словно принадлежит другому, но оно — то самое, я носил его все эти годы. Я долго разглядываю его, прикованный к зрелищу самого себя, каков я есть на самом деле — точнее, мы, — можно подумать, если смотреть достаточно долго, два лица сольются в одно, настоящее.
Конечно, ничего подобного не происходит. Я снова опускаю руку с ножом и перевожу взгляд на стол в глупой надежде, что невероятное видение исчезнет. Но оно по-прежнему на месте, все так же реально — и невозможно. Езде один машинальный шаг вперед — и я стою над ним и изучаю то, что хотел совершить сам и нашел уже сделанным. Я разглядываю расчлененные остатки, и во мне вдруг зарождается нелепая крошечная надежда: может, моя Тень не создавала эту груду мяса, а превратилась в нее сама? И кто-нибудь другой выполнил за меня приятную обязанность?
Я рассматриваю стол в поисках подсказки и вблизи замечаю некоторые небольшие изъяны, которые никогда не допустил бы сам. А потом вижу грудь и понимаю — это женщина, а Свидетель — мужчина, и маленькая надежда на паучьих ножках стремится прочь и умирает. На столе — не Тень, а кто-то другой, скорее всего его бывшая жена. Я подхожу еще ближе. Становится ясно: работа выполнена не вполне профессионально. Левая рука измочалена у запястья, она откромсана в спешке, а не отрублена по-декстеровски аккуратно. Я тянусь к ней кончиком ножа и слегка тычу, желая удостовериться, что она настоящая… и тут же замираю.