Двойник для шута
Шрифт:
Мы редко общаемся с внешним миром, нам он чужд. И потому я только недавно узнал, что на Бангалорах по сей день нет никакой обители, никакого дворца наук и искусств, а только какой-то загадочный, таинственный Орден Черной Змеи, в существовании которого многие тоже сомневаются. Хочу надеяться, что его действительно нет в природе, а если и есть, то Эрлтон к этому абсолютно непричастен.
Ульрих хотел было сказать старику, что тот таким примитивным способом пытается успокоить и заглушить голос собственной совести, а подобные попытки никогда не дают нужного результата, но затем передумал. Это могло
Ал-Имад кротко смотрел на исполина Ульриха, глаза его были полны непролитых старческих слез. Сознание собственной вины всегда тягостно, особенно если речь идет о таких мудрецах.
— Не переживай, добрый токе. Всего не предусмотришь. И Господь, случается, не может уследить за всеми. Да и нужно ли это?
— Я понимаю. Но меня не покидает чувство, что я чего-то не рассказал бедному мальчику, не предостерег, не удержал вовремя от опрометчивого поступка. Он был таким чистым, так мечтал о счастье для всех. Где же я допустил ошибку? Или я ошибся, когда решил, что Пересмешник не заслуживает такого же внимания? Нет, нет, поверь, я любил его, всех, кто сюда попадает, уже нельзя не любить. Однако мне казалось, что он чересчур полон жизни — жизнерадостность била из него фонтаном. Я думал, что из него вышел хороший человек, но не более. Эрлтон Серебряный — вот кто был настоящим ученым и мыслителем. Где же я ошибся, Ульрих?!
— Я постараюсь все исправить, — пообещал тот вместо ответа. — Только скажи еще вот что: мог ли он все-таки отыскать эту Отрубленную Голову?
— Не знаю, — ответил токе. — Во всяком случае, спустя пятьдесят лет после того, как оба брата покинули дворец Чиванга, вот здесь и здесь, — его худая рука скользнула по поверхности глобуса, указав на две точки, — наблюдались процессы подводной вулканической деятельности. И огромный пласт дна поднялся на несколько локтей. Возможно, что на отдельных участках смещения были еще значительнее. Тут уж дело случая: Отрубленная Голова могла быть погребена под толщей лавы, а могла оказаться на отмели.
— Ты не представляешь, как ты мне помог! А теперь я отправлюсь в обратный путь.
— Жаль, — сказал ал-Имад. — Жаль, что не погостишь, не поговоришь со мной ни о чем. Мы столько лет не виделись.
— Обещаю, — ответил Ульрих, — что вскоре навещу тебя и останусь надолго. А сейчас прощай!
— Прощай!
Гвардеец быстрым шагом вышел из Морской комнаты и двинулся извилистыми переходами по направлению к выходу.
— Может, гостя следовало бы проводить? — спросил один из учеников.
— Он этого не любит, — мягко улыбнулся токе. — И никогда не любил. Его нужно только встречать. Не бойтесь, он не заблудится.
— Это один из бывших учеников дворца Чиванга? — задал вопрос другой.
— Что вы, дети мои! Что вы! Нет, это не мой ученик. Но я скажу вам по секрету, что иметь такого учителя — это высшее счастье, которое только может выпасть на долю любого существа.
Человек в серебряной маске проснулся нескоро. Он медленно открыл глаза и полежал некоторое время не двигаясь.
Эрлтон поднимался медленно, но уже чувствовал, что все эти предосторожности излишни. Тело кипело и бурлило от переполнявшей его энергии, он испытывал забытые ощущения силы, бодрости и почти всемогущества. Но так же хорошо он понимал, что до всемогущества еще очень и очень далеко, и ему предстоит многое сделать, чтобы хотя бы вернуть утраченное.
Затем он спустил ноги со стола и встал во весь рост. В подземелье было темно и тоскливо, и ему отчаянно захотелось солнца, зелени и голубого бездонного неба.
Магистры ждали его в башне этой крепости, принадлежащей Ордену. Они знали, что Эрлтон должен сильно измениться после воссоединения, однако не ожидали, что это будет выглядеть именно так. Все послушники и магистры привыкли видеть дергающегося, больного, высохшего человека, едва переставляющего негнущиеся ноги. И тем более странно им было встретиться с молодым атлетом — бронзовокожим, высоким, грациозным. Он вошел в башню стремительной упругой походкой, на ходу отбрасывая назад отросшие за одну эту ночь длинные волосы. Только серебряная маска была прежней, да еще, пожалуй, острый, холодный взгляд, так хорошо знакомый его подданным.
— Господин, — преклонили они колени.
— Я доволен вами, — произнес он величественно. — Вы хорошо поработали, и я рад сообщить вам, что теперь я навсегда останусь в этом облике. Это тело не будет стареть и высыхать, как все предыдущие. Оно даст мне новую жизнь и новые возможности. Я возвеличусь в скором времени, и вместе со мной возвеличитесь вы.
— Благодарим тебя, господин наш.
— В скором времени я приму новое имя, — произнес человек в серебряной маске. — И это обстоятельство более всего радует меня.
— Ты говоришь загадками, господин.
— Я поясню вам все, когда приспеет срок. А теперь отвечайте, были ли свежие новости из Роана.
— О да, повелитель! — подал голос брат Анаконда. — Прилетел еще один митхан, сегодня на рассвете. Мы накормили его досыта, и теперь он дремлет в своей клетке. Мы не посмели без тебя читать послание. Если ты прикажешь, мы немедленно отправимся за птицей и снимем с нее футляр с пергаментом.
— Поторопитесь, — приказал Эрлтон. — Мне нужно немедленно узнать, что делается сейчас в империи. И еще… Кто-нибудь, прикажите приготовить обильную трапезу: много мяса, овощей и фруктов и красного вина, а также отвар из трав, которые восстанавливают кровь и действуют как укрепляющее.
Он хмыкнул недоверчиво:
— Я зверски голоден. Как никогда в жизни. Я буду у себя в апартаментах.
С этими словами человек в серебряной маске легко повернулся и вышел из дверей.
— Как он хорош! — восторженно произнес вслед брат Саргонская гадюка.
— Не забывайся, — остановил его брат Кобра. — Это все тот же магистр Эрлтон, хоть и выглядит иначе. И суть его осталась прежней — в этом я абсолютно не сомневаюсь.
Виноградины лопались на зубах, наполняя рот сладким, упоительным соком. Мясо было изумительно прожарено, а хлеб — пышный, еще горячий — буквально таял на языке.