Двойник для шута
Шрифт:
И Эфра снова упала на ковер лицом, сотрясаясь в рыданиях.
Арианна смотрела на нее не говоря ни слова. Весь этот короткий сбивчивый рассказ представлялся ей грубой и наглой ложью от первого и до последнего слова. Но она не могла понять другого — зачем бывшей фрейлине, девице знатного лотэрского рода, городить такую страшную чушь и возводить напраслину на императора и его верных слуг? Откуда она взялась в столице спустя такое долгое время? Что произошло с ней на самом деле?
Это было тем более удивительно, что недавно она получила письмо из дома. Конечно, король Лотэра — ее отец — не стал бы писать своей дочери, уже императрице, о дворцовых сплетнях и приключениях ее придворных дам. Но уж если бы с ее служанками
Арианна находилась в полном замешательстве и чувствовала, что ей необходим совет. Скорее всего Эфра была просто безумна, и нужно было звать врача. Императрице стало немного страшно, что она находится в одной комнате с сумасшедшей — а как еще объяснить тот бред, который та пыталась выдать за правду, и она шагнула к двери, чтобы позвать охранников.
Все произошло мгновенно.
Эфра с диким воплем вскочила на ноги и бросилась на Арианну, сильно толкнув ее в спину. Молодая императрица не удержалась на ногах от неожиданного удара и рухнула всем телом на низенький столик, свалив с него вазу с цветами. Раздался грохот. Падая, она повернула голову, пытаясь разглядеть, что случилось, — в занесенной над ней руке Эфры холодно сверкнула сталь. И Арианна зажмурилась.
Принято говорить, что зажмурилась, чтобы не видеть, как кинжал вонзится в нее, но на самом деле все обстояло не так. Значительно проще все обстояло. Императрица даже испугаться как следует не успела.
Двери распахнулись, и телохранители возникли на пороге — они двигались с такой скоростью, что Эфра просто не успела бы опустить руку, но баронесса Кадоган была еще стремительней. Она схватила разъяренную, сопротивляющуюся женщину, подняла ее высоко над головой и бросила наземь. Ковер смягчил удар, но все равно он был гораздо мощнее, чем может выдержать хрупкое человеческое тело.
Эфра выгнулась, мелко задрожала и обмякла.
Ортону не сразу сообщили о происшествии в покоях его супруги. До того появились у нее и Сивард, и Аббон Флерийский, и встревоженный Аластер. Арианна могла испугаться до полусмерти, задумавшись о том, что ее чуть было не убили, если бы рядом с ней хоть кто-то запаниковал. Однако придворные вели себя сдержанно, с учтивым сочувствием, но очень спокойно, и спустя полчаса императрица только удивлялась, насколько же сильна баронесса Кадоган.
Алейя уже успела осмотреть свою повелительницу и выяснить, что Арианна почти не пострадала, разве что немного ушиблась, падая на столик. Но девушка отказалась от услуг лекаря, и баронесса сама сделала ей мягкую повязку, положив на ссадины и синяки толстый слой душистой мази. Мазь сразу умерила боль, и Арианна была готова всячески помогать Аббону и Сиварду.
С одноглазым хитрецом Ортон познакомил ее накануне свадьбы, и молодая императрица сразу прониклась к нему симпатией. Грубоватый, кажущийся сердитым и недовольным, Сивард покорил ее сердце галантным обращением, мягким юмором и — главное — тем теплом, с которым относился к своему государю. Теперь он незаметно старался все время быть рядом с Арианной и обращался к ней с простыми вопросами довольно часто. Внимательный наблюдатель сразу бы обратил внимание на то, что Сивард говорит с императрицей как раз в те моменты, когда она начинает погружаться в неприятные размышления и мрачнеет. Одноглазый не хотел, чтобы государыня получила еще и душевную травму, и старательно оберегал ее от ее собственных невысказанных мыслей. Заставляя Арианну выговориться, он понемногу, по крохотным кусочкам отбирал у нее перенесенную боль, и она успокаивалась, избавляясь от страшных воспоминаний.
Аластер больше других беспокоился о том, что императрица допустила невероятную ошибку, позволив Эфре говорить с ней в отсутствие телохранителей. Он был бледен и сосредоточен
— Я слушаю, Ваше величество.
— Аластер, прошу вас, не сердитесь. Я понимаю, как несерьезно и непростительно глупо себя вела, но, наверное, каждому из нас нужно получить хороший урок. Я никогда не забуду, что обязана жизнью только дорогой Алейе, и уже не нарушу установленных во дворце правил. Во всяком случае, теперь я это стану делать сознательно, и мне всегда будет что вспомнить, захоти я поступить наперекор вашим предостережениям.
Великан внезапно обнял ее и горячо заговорил:
— Глупая, непослушная девчонка! Вы подумали, что было бы с нами, если бы эта сумасшедшая убила вас?! Как бы мы жили дальше? Неужели вы не вспомнили о тех, кому вы дороги, кто вас любит?! Вы заслуживаете серьезного наказания, и единственное, почему я не стану вас дальше ругать, — это потому что вы и так достаточно пострадали. Но я бы очень хотел, Арианна, чтобы вы уяснили себе раз и навсегда, что ваши мелкие ссадины болят на моем теле, как глубокие раны. А Ортону будет еще больнее, уверяю вас.
И хотя с принцессой Лотэра и императрицей Великого Роана никто и никогда не смел говорить так дерзко и безрассудно, но она была отчего-то очень этому рада. Так и стояла, уткнувшись лицом в черные доспехи, и Аластер гладил ее по волосам огромной рукой.
— Никогда больше так не поступайте, Арианна. И обязательно подумайте, прежде чем примете какое-нибудь решение. Взвесьте, не может ли оно привести к гораздо более серьезным последствиям, чем кажется .с первого взгляда.
Аббон Флерийский осматривал тело несостоявшейся убийцы. Сивард и двое следователей все время находились рядом, делая короткие заметки на листах пергамента. Похоже, что маг обнаружил кое-что и теперь проверял свои догадки. Арианну поразила та невероятная дисциплина, которая царила при этом пышном, с первого взгляда взбалмошном и жизнерадостном дворе, живущем в атмосфере постоянного праздника. Если бы в Авре, при дворе ее отца, случилось нечто подобное, то дамы бы уже сплетничали о покушении во всех закоулках замка; служанки бы делились на кухне впечатлениями; стражники бы бестолково метались в поисках сообщников и хватали ни в чем не повинных людей. Она была уверена и в том, что за нападением на короля Лотэра последовали бы казни, пытки, устранение неугодных всеми дозволенными и недозволенными способами.
Однако роанский двор жил своей собственной жизнью — похоже, никто, кроме немногих приближенных, так и не узнал о случившемся. Эфру завернули в покрывало и унесли из покоев императрицы до того, как та успела увидеть ее мертвой.
— Алейя, — прошептала императрица, когда придворные, откланявшись, удалились, и она осталась наедине со своей подругой и телохранителями. — Алейя, я тебе бесконечно благодарна и должна просить утебя прощения так же, как у герцога Дембийского.
— Вне всякого сомнения, девочка моя, — отвечала баронесса Кадоган, которая наедине с императрицей позволяла себе разговаривать с ней как близкая подруга, а не как подданная. — Но я настолько рада, что ты цела и почти невредима, что ни извинений, ни благодарностей не требуется.
— Я не хотела быть глупой, — сказала Арианна виновато. — Просто я не знала, как отказать ей. Все-таки мы столько времени провели в одном замке. Мне не хотелось, чтобы она назвала меня несправедливой.
— Если станешь гоняться за чужими мнениями, — заметила баронесса, укладывая императрицу в постель, — ты никогда не сможешь жить спокойно и достойно. Сколько людей, столько и мнений — всем не понравишься. Хотя и пренебрегать советами и подсказками тоже не стоит. Сравни, скажем, два дворца — нынешний и замок твоего отца.