Двойник для шута
Шрифт:
Уклоняясь от удара рыжего унанганца, Амхарау легко соскользнул с седла и повис у правого бока коня. Яхадин Лагуамбона пронзил воздух в том месте, где он был секунду назад. А рамонец, изогнувшись, как дикая кошка, вцепился в ногу соперника и дернул с такой силой, что унанганец был выкинут из седла. Другой бы на его месте просто грянулся оземь, но Лагуамбон сумел сделать в воздухе головокружительное сальто и приземлился на полусогнутые ноги. Конь уносил рамонского вождя прочь, но его противник долго не думал: разбежался, используя свой яхадин, как простой шест, и взвился в воздух.
Теперь оба воина были пешими. Они отбросили свои великанские копья и обнажили мечи.
Унанганский меч — кривой, с расширяющимся к концу лезвием и витой гардой, полностью закрывающей кисть, столкнулся с шедевром рамонских мастеров — прямым двуручным красавцем, годившимся только для таких гигантов, как Амхарау Красноклювый. Сверкали в лучах вечернего солнца серебряные рога на шлеме Лагуамбона, злобно щерилась с черного щита голова саргонской гадюки. И свирепо глядел рубиновыми глазами царственный орел, венчавший шлем рамонца.
Битва была долгой. Они сталкивались с грохотом и воинственными криками, рубили с плеча, использовали редкие приемы борьбы и окончательно покорили публику. Выбрать достойнейшего было почти невозможно. Но абсолютного равенства все равно не бывает, и рано или поздно, но объявляются победитель и побежденный.
На этом турнире скорбная участь побежденного досталась Лагуамбону. Можно долго спорить о том, просто ли ему не повезло, или Амхарау Красноклювый был мощнее и ловчее, был бы исход сражения другим в следующий раз, — но только стоит ли тратить время на праздные разговоры. Победитель роанского турнира определился. Им стал Амхарау Красноклювый, и ему принадлежала корона.
Ходевенцы визжали так, что уши закладывало.
Рамонец подошел к императорской ложе и преклонил колени перед государем. Ортон — юный и прекрасный как никогда — поднялся со своего места и с ослепительной улыбкой возложил драгоценное украшение прямо на шлем победителя. Драгоценные камни осветили лицо Амхарау, заставив его глаза сверкать еще ярче.
— Император! — торжественно и громко произнес рамонский вождь. — Я обещал посвятить эту победу главному украшению твоей короны — государыне Великого Роана, императрице Арианне. Но победа эта не так значительна и весома, чтобы я не краснел, прося императрицу принять корону победителя в свои руки! Я прошу милости, великий государь, и смиренно жду, что ты согласишься даровать ее мне!
— Учтивая речь, — сказал Шовелен, обращаясь к Аластеру. — Гладкая речь, но дерзкие слова и страшный смысл. Так и возникают международные конфликты. Если рамонец говорит, что он смиренно просит, то отказывать ему нельзя: это самое страшное оскорбление. Впрочем, — усмехнулся граф, — самых страшных оскорблений в Рамоне столько, что хватит на весь остальной мир и еще останется.
— Что ж, у императора нет выбора, — пожал плечами герцог Дембийский. — Интересно, чего попросит этот юноша.
— Боюсь, герцог, что я догадываюсь. Ему нужна еще одна
Шовелен оказался прав. Когда император милостиво кивнул и ответил, что он исполнит просьбу победителя, ибо уверен, что рыцарская честь последнего не допустит, чтобы он возжелал чего-либо недостойного, Амхарау воскликнул:
— Я вызываю на поединок этого могучего и славного воина, дабы победой над ним доказать, что я воистину имею право посвятить свою славу прекраснейшей из прекрасных!
— По-моему, — заметила Алейя Кадоган вполголоса, — он объясняется тебе в любви, Арианна.
— Не могу сказать, что мне это приятно.
— Но он же такой красавец.
— Алейя, не мучай меня.
Тем временем император спросил:
— Какого воина ты хочешь вызвать на поединок?
— Вот этого! — молвил Амхарау, указывая на Аластера.
— Господи! — вырвалось у Аббона Флерийского.
— Нет! — прозвучал твердо и непреклонно голос Ортона. — Этот воин мне, своему господину, дал клятву не принимать ничьего вызова и никогда не участвовать в турнирах. Но ты можешь выбрать любого другого роанского рыцаря.
— Ваше величество, — сказал Красноклювый. — Насколько мне известно, гвардейцы императора никогда не принимают участия в этом состязании, словно заведомо уверены в своем превосходстве. Я хочу состязаться с лучшим из них на глазах у всех, чтобы все видели, что любой воин может быть однажды побежден другим.
— Что скажете, господа? — спросил Ортон, поворачиваясь к своей свите. — Что скажет государыня?
— Думаю, вождь Амхарау сочтет себя оскорбленным, если его вызов никто не примет, — ответил Теобальд. — И поэтому, если позволит мой государь, я сражусь с ним здесь, на арене, при всех. Все равно мы бы предложили ему это состязание.
— Что ж, — сказал император, — благословляю вас, господа.
А когда Теобальд вышел из ложи, на ходу раздавая приказания своим воинам, добавил:
— Надеюсь, это отучит молодого человека от самонадеянности.
— Уверен, — улыбнулся граф Шовелен, вспоминая поединок, свидетелем которого он был не так давно.
— Это правда? — спросила Арианна у Алейи Кадоган. — Правда, что герцог клятвенно обещал не принимать участия в турнирах?
— Да, конечно.
— Почему?
— Дело в том, дорогая, что однажды победитель турнира оказался слишком, слишком слабым противником и по несчастливой случайности Аластер убил его.
До сих пор Амхарау Красноклювый выглядел грозным противником, да и все рыцари, собравшиеся на турнир, производили впечатление могучего воинства, но теперь публика застыла в почтительном молчании.
Теобальд в полном боевом облачении верхом на вороном скакуне — гораздо более мощном и высоком, чем остальные кони, выехал на арену. Шлем в виде головы дракона сверкал изумрудными глазами, высокий гребень опускался до середины лопаток. Крылатые наплечники делали его плечи — и без того невероятно широкие — еще больше, двойной ряд шипов шел по спине. А сами латы, черные, с зеленоватым отливом, были похожи на бронированную шкуру какого-нибудь чудовища. Теобальд держал в руке тяжелый топор с фигурным лезвием.