Двойники
Шрифт:
— Ну, здравствуй, здравствуй, странствующий рыцарь Мастер Ри, — посреди короткой улицы, полого ведущей на площадь, стоял невысокий, щупленький, странно одетый человек в очках. — Давненько я тебя ожидаю. Да ты проходи, проходи.
— Ты — Железный Грон? — спросил Мастер Ри.
— Да, — сокрушенно развел тот руками и отступил в сторону, как бы приглашая войти. — Так уж меня называют.
Мастер Ри вошел в ворота.
Окончание
— А-а-а! — Кирилл Белозёров закричал во сне так, что супруга едва не перевернула тумбочку,
— Кирюша, что случилось?! Сон нехороший? Или опять плохо? — Алла говорила со сна несколько раздраженно. — Ну, успокойся.
Кирилл не слышал.
— Это он, я его вспомнил, — прошептал он.
— Кого вспомнил?
— Это он, точно он, я вспомнил.
— Кто — он? — успокоилась жена, увидев слезы.
— Это Григорий, — прошептал Кирилл. — Точно — он, я его узнал.
— Ну и что в этом плохого? — удивилась Алла.
— Я должен его убить…
Конец первой части
Часть вторая
Вместо завязки
Вор собирался на работу. Собирался не спеша, тщательно. На душе у вора было тоскливо. Хмуро бормоча под нос, ковырялся в кладовке, то извлекая что-то, то засовывая обратно. У ног постепенно скапливалась кучка технических принадлежностей, быть может, совершенно необходимых в предстоящем деле, а быть может, и напротив — совершенно бесполезных.
Наконец, утомившись разгребать бездонные недра кладовой, вор взял большой полиэтиленовый пакет и поместил в него отобранное: карманный фонарик, набор крестовых отверток и гаечных ключей, пассатижи, электродрель, хирургический зажим и скальпель. Поколебавшись, сунул и цифровой прибор. Хмуро уставился на пакет. Раздутый, увесистый, тот словно излучал странную пластиковую уверенность, передавая вору чувство собственной пластиковой значительности. Большой полиэтиленовый пакет несомненно был уверен в благоприятном исходе предстоящей операции.
Вор заскучал. Глянул на часы — рано. Взял тряпку и принялся вытирать пыль с мебели — полок и электронных блоков. Расправившись с пылью, снова глянул на часы и пошел на кухню, к посудомойке.
Когда и с грязной посудой было покончено, вор решил, что больше ждать не имеет смысла. Извлек из шкафчика в ванной пару сверкающих кольчужных перчаток. Натянув одну, вытянул руку вперед, пошевелил пальцами. Вообразилось что-то чуждое — неземное, даже инопланетное. Ощущение миновало, вор досадливо хмыкнул и зашвырнул перчатки в мусорную корзину.
В коридоре взял приготовленный пакет. Тот своей приятной тяжестью таки вселил в вора чувство пластиковой уверенности и веской значительности происходящего. «Ни хрена, мужики, прорвемся», — пробурчал вор и вышел.
Вышел эдак, пошел. Сбивчивое гудение лифта, скрип двери подъезда, писк киберсторожа, хлопок дверцы «запорожца», надрывный скрип стартера, газ, перемещение рычага передач и тут же скрежет — забытое сцепление напомнило о себе. Плавное отжатие педали сцепления — ну, поехали!
Зверь-машина скаканула, не разбирая дороги. Однако опытные руки водителя сдержали порыв норовистого жеребца.
К институту «запорожец» подкрался со стороны черного хода, осторожно, шурша шинами, словно
Был поздний вечер, вернее — ночь. Прохладный ветер с Балтики вкрадчиво теребил листья кленов, равномерно высаженных вдоль дороги, охватывающей кольцом немалую территорию института. Две-три неяркие звездочки мерцали на темно-сером небе, а далеко на западе, едва заметная, алела полоска заката.
Среди вечерней молчаливой природы, окруженное тихим, закатно темнеющим лесом, мирно и спокойно возвышалось серое здание института. Сторонний человек, застигнутый этим бесконечным июльским закатом, решил бы, что оказался в ином, чудном мире, где нет глупой суеты и серых забот, где всё гармонично: природа и люди. И люди здесь заняты чем-то величественным, настоящим — общением с удивительными тайнами природы, строя мост в еще незримое, но, конечно, прекрасное будущее, лучезарное и спокойное, как только что уплывшее за горизонт солнце.
Вору было не по себе. Окинул взглядом окна здания — не светятся ли? Не светятся. Хотя зачем, ведь нужное окно выходит на дорогу. Что ж, дурак, не глянул, когда проезжал мимо?
Вор приблизился к двери. Скрежет ключа, громкий щелчок замка, быстро растаявший в тишине двора. Шаги внутрь помещения, приглушенные, тающие.
Внутри темень. «Как у негра в желудке. Или у мулата: всё кофейно-молочное, тошнотворное. Не люблю какао с молоком…» Вор прошел коротким коридором в холл и остановился. Всё это предприятие было ему неприятно. Пока ехал, думал об уголовном уложении, что изъятие материальной ценности из какой-либо комнаты в государственном учреждении — это именно кража; а ведь наверняка придется сейф вскрывать — значит, кража со взломом.
Сейчас же, переводя дух, он засмотрелся на большие окна, пропускающие в холл вечерний полумрак; его заворожила самодостаточность сумеречного пространства холла, которое жило само по себе, без краж и взломов, не ведая никаких напрягов, вообще ничего не ведая. Вор ощутил себя лишней деталью интерьера, слишком суетной в этом спокойствии стен.
Вор стал подниматься на четвертый этаж.
Вот и коридор. Только где же тут этот переход гребаный? «Так у меня ж фонарик в сумке!»
Вор поводил тонким пучком света взад-вперед. Луч не рассеял мрака, напротив, словно бы сгустил. «Где это я?»
Наверное, он еще не дошел до лабораторий левого крыла, а был где-то посреди лабиринта административного корпуса. Здесь и днем заблукать немудрено. Новички так и блукают. А переход на втором, этажом ниже. Вообще-то идиотизм, как во сне.
И вор понял, что это сон. А во сне всё само собою выходит: тут же обнаружился искомый этаж. Вот этот туннель и есть переход в левое лабораторное крыло, вор понял это по отчетливому специфическому запаху химических растворов.
Как и должно быть в снах, лестница тоже возникла сама собою: вот только была гладкая, без окон, испещ'eренная лишь глубокими нишами дверных проемов стена, и вдруг — мутный сумрак лестничного окна, едва заметная линия перил и совершенно неразличимые ступеньки под ногами. Главное, нащупать в темноте первую, твердо ступить на нее, а дальше дело техники.