Шрифт:
Укрыться б мне в шатре тумана,
Дружить бы с ветром и луной
И встретить старость без недугов
В сей век великой тишины.
Ли Хван
Хотя орбитальный обстрел ещё не завершился, и планетарную оборону не подавили, рой десантных капсул, отсоединившись от фрегата, вошёл в атмосферу Даруго. Лейтенант Вэлкор Старридж ощутил резкий толчок от запуска двигателей, а вместе с ним – знакомый
Их капсула имитировала повреждение, вошла в управляемый штопор и приземлилась, пропахав грунт, на опушке перелеска, вдали от основных сил. Сил, которым суждено погибнуть в атаке на столицу лишь для того, чтобы обмануть врага и облегчить его взводу выполнение задания. Лейтенант первым отстегнул ремни, нажал рычаг трапа и подал команду на выход. Бойцы высыпали на обожжённую траву, построились. Пройдясь вдоль двойной шеренги, Вэлкор приказал поправить снаряжение и достал командный планшет:
– Наша цель – научный комплекс, точнее, лаборатории под главным зданием. Местоположение – вон за теми холмами. Первое отделение – в авангард, третье прикрывает. Я со вторым. Ухо держать востро! Включаем камуфляж и выдвигаемся!
«Цель миссии – лаборатории. Сказал. Задача… известна только мне, – на бегу думал Старридж, огромная тень среди десятка призраков, поднимающихся на холм. – Где-то в подвалах держат ингарийского профессора, который решил проблему бессмертия. Нужно захватить его самого, результаты исследований, образцы сыворотки. И вернуться обратно. Любой ценой».
До комплекса добрались незамеченными, залегли. Лейтенант на планшете передал приказ сапёрам подорвать в двух местах забор. Как только отгрохотали взрывы, бойцы бросились в пролом. И тут же были вынуждены залечь под плотным огнём. Старридж раздосадованно зашипел:
– Салаги…
Он встал и пошёл первым, короткими очередями кося противников одного за другим. Вражеские энергоимпульсы хлестали по его модифицированной броне, не нанося ощутимого урона, а монитор на лицевом щитке подсказывал цели и порядок их уничтожения. Ни с чем не сравнить возбуждение от ближнего боя. Как художник пишет картину, а композитор сочиняет пьесу, так лейтенант вдохновенно создавал эпическое батальное полотно – здесь и сейчас. И купался от переполнявших эмоций в этом море всполохов и трассеров, разрывов и криков.
Добравшись до ворот главного здания, он подозвал оставшихся в живых рейнджеров, а затем через планшет взломал систему охраны. Двери начали медленно открываться. Старридж перезарядил винтовку, готовясь броситься внутрь. И свет померк.
***
Симуляция закончилась. Пак Ян Квон очнулся на кушетке в тесной переговорной кабинке. Над ним склонился менеджер пенсионного фонда.
– Ещё пять минут, пожалуйста, – сказал Пак, облизав сухие губы.
– Сожалею, но это весь ознакомительный фрагмент, господин Пак, – ответил менеджер и отсоединил кабель от шейного нейроинтерфейса.
– У вас лежанка, как прокрустово ложе. – Пак потёр бритый затылок и поднялся с кушетки, которая была на четверть метра короче его роста, зато вполовину шире.
– Что, простите? – Менеджеру, низенькому и пухлому, кушетка пришлась бы впору.
– Это из греческих мифов.
– Греческих, говорите? Извините, не читал. Я со школы только к родной культуре расположен. – Менеджер слегка поклонился и, явно тяготясь, спросил: – Надеюсь, вы довольны?
– Очень хорошо. Как будто на самом деле.
– Также наш пенсионный фонд может предложить другие варианты дожития из доступных вам: современный Мегаполис дожития с периодом бодрствования до шести часов в сутки, дожитие в стиле буддистских медитаций, размещение на морском…
– Не люблю море, – перебил менеджера Пак.
– Я понял вас. Вы выбираете игровую симуляцию?
– Да. Скажите, а передача избирательных прав не повышает срок дожития?
– Сожалею, но нет. У нейратов ограниченный пакет. И избирательное право у вас вместе с накоплениями переходит от работодателя к пенсионному фонду по истечении срока трудовой активности.
– Понятно. – Приложив большой палец с чипом к экрану монитора, Пак заверил соглашение.
– Я очень рад, что вы выбрали наш фонд, и лично благодарю, что обратились ко мне. – Менеджер снова едва заметно поклонился и проводил к выходу.
От небоскрёба, где размещался фонд, Пак Ян Квон отправился на другой конец Инчхона. Включил музыку, и наушниками, этой великой звуковой стеной, отгородился от орд уличных кочевников. Пока шёл к метро по вечерним улицам, сине-зелёным от ярких вывесок и витрин, сколько мог уворачивался от рекламных голограмм, чьи фигуры, как изумрудные призраки, принимали разные обличья. Они, словно неискренние души, улыбались и раскрывали объятья, заметив нового пешехода, ускорялись навстречу, затем будто входили в тебя, внушая мысль зайти в магазинчик, обратить внимание или сделать выбор. И покидали, идентифицировав новую жертву. В эту игру не хотелось играть.
Около спуска в подземку Пак натянул капюшон форменной ветровки, чтобы укрыть нейроинтерфейс на бритой голове, и невольно ссутулился, стараясь казаться ниже, позволил гомонящей воронке втянуть себя. Этот людской поток, давя и толкая на эскалаторе, в переходах и вестибюле, отпустил его лишь на платформе, возле гермошлюзов вакуумного тоннеля. В безлокомотивном вагоне Пак пробрался к застеклённому торцу и стал смотреть, как магнитные рамы в красных огоньках подсветки пропадают вдали. Добравшись до Сити Холла, пересел на оранжевую линию Суин, тоже в торец, и всё время до конечной провёл, смотря из хвоста поезда.
Когда Пак снова оказался на поверхности, ему пришлось некоторое время вспоминать, в каких закоулках – так долго он здесь не был – находится колумбарий[1]. Пока его очередь усталой многоножкой медленно тащилась к лифту, оплатил в терминале хранение на весь срок дожития, затем опустился до минус шестого этажа и по полутёмным коридорам с очень низкими потолками, почти гусиным шагом следуя за мигающими бледно-жёлтыми стрелками, добрался до своих. Он протёр пыльные мониторчики, касанием большого пальца активировал их, и на экране появился отец, седой, со строгим, даже угрюмым выражением лица – его единственная сохранившаяся анимка – смотрел прямо, не мигая. На другом – мать: волосы под косынкой, доверчивое, открытое лицо, подавала тыквенный пирог. На третьем – весёлая, тогда весёлая, сестра, беззаботно смеялась, прикрывая ладошкой рот.