Двойное дыхание (сборник)
Шрифт:
– Дорогой академик, вы мне тоже дороги как человек, небезразличный к моим скромным достоинствам, но нет, спасибо.
– Ну как знаешь. Но при таком раскладе всё для тебя было бы значительно быстрее.
– Верю. Но вера моя не настолько крепка. А что, вам уже надоела ваша текущая официальная любовница?..
В общем, беседа за бутылкой плавно подошла к концу.
Через пару месяцев Мария Сергеевна поступила в заочную аспирантуру и запланировала кандидатскую диссертацию на жутко актуальную для современного акушерства инфекционную тему.
Материала оказалось неожиданно много. Статьи она строчила с невероятной скоростью. Вид имела товарный, излагала связно и актёрского мастерства лишена не
В самый канун конференции.
Возможно, нормальная женщина должна была рыдать, выяснять отношения и, как любят писать в околопсихологических пособиях для «чайников», разобраться в себе.
Маша решила разобраться в Виталике. Раз уж он подвернулся под руку на той самой конференции.
Подвернулся самым что ни на есть спасительным кругом под неосторожные руки Марии Сергеевны в тот самый момент, когда академик тонул в спиртном на банкете, решив во что бы то ни стало воспользоваться наконец правом первой конференционной ночи.
«Бывает иногда мужчина всех женщин безответный друг» [39] .
Виталий Анатольевич, взращённый в самых интеллигентных московских традициях, не мог отказать даме в такой малости – спасительный танец и сопровождение до двери гостиничного номера. Тем более давно знакомой даме, приятной во всех отношениях, буквально – свету очей его в последние два года. Он лишь любовался, не посягая. Понимая, что ничем таким заинтересовать Машу он не может, да и жена, двое детей, тёща, жизнь удалась.
39
Стихотворение К. Симонова «Бывает иногда мужчина».
Он заприметил Машеньку, когда она носилась по отделению патологии со штативом, полным пробирок гестозной крови. И не он один. Её заприметили все. Даже чуждый женской красоте и плотским утехам Бойцов. Даже больничный завхоз и шофёр «скорой». И, естественно, Зильберман, под чьим белым шуршащим крылом она и провела всю интернатуру. Виталик же лишь наблюдал, довольствуясь совместными перекурами, редкими посиделками «по поводу» и её мимолётной заинтересованностью ультразвуковой диагностикой. Он частенько звал её в операционные ассистенты, отлучаясь, просил присматривать за своими беременными – обычные приятельские коллегиальные отношения.
– Спасибо, Виталик.
– Да не за что.
– За то, что проводил. Николай Валерьевич сегодня был настроен весьма решительно.
– Ну, это тебе он академик. А мне он не начальство.
– Да, но пакостей-то наделать может. Впрочем, он так набрался, что завтра и не вспомнит. Тем более его под белы рученьки уже подхватила весьма аппетитная фармацевтическая фея в чёрном с голой спиной. Придётся ей потрудиться не за честь, а на совесть. – Маша хихикнула.
– Да уж. Стареющий джентльмен в состоянии тяжёлого подпития – это достойная задача даже для профессионалки.
– Так и будем на пороге турусы на колёсах разводить? Заходи. Если у тебя, Некопаев, конечно же есть выпить.
– Обижаешь, Полякова! – Виталик достал из кармана пиджака бутылку виски. – Ноль семь.
– Ух ты! Доза настоящих Джеймс Бондов.
Они пили, курили, шутили и не заметили, как их застало утро. В койке.
– Кажется, я трахнула боевого товарища. Как ты находишь это с нравственной, моральной, этической и прочих деонтологических точек зрения? Прикури мне сигарету.
– Так же прекрасно, как со всех остальных точек. Особенно зрения. – Виталик и прикурил, и быстро налил всё ещё хмельной Маше, боясь рассеивания колдовства на трезвеющую женскую голову. – И к тому же не совсем ты меня, как скабрезно изволишь выражаться, трахнула. Я принимал весьма активное участие в процессе. В акте любви.
– Ой-ой-ой, да помню я твои телячьи нежности. Ты же вожделел меня, как малолетка. Это было очень мило. Я уже отвыкла от вот этого «мило». Меня последнее время любили не на жизнь, а на смерть. – Она усмехнулась. – Изучали реакции диковинной зверушки. Кидали то сладкий нежный пряник, то обжигающий кнут и наблюдали из-под полуопущенных век. Знаешь, что в моём бывшем было самое страшное? Кстати, не кидай зря в ноосферу слово «любовь». Не взойдёт.
– Нет. Не знаю, что в твоём бывшем было самое страшное. Зря брошенное в ноосферу слово? – ехидно-мстительно проворчал Виталик.
– А чего ты обижаешься? – хмыкнула Маша. – Я совершаю смертельное преступление кодекса «мэ» и «жо» отношений: рассказываю любовнику последующему о любовнике предыдущем. Но ты же прекрасно понимаешь, что а) всё несколько иначе, потому что он был не любовником, а спицей Колеса Сансары; б) ты не являешься моим любовником, а то, что мы спьяну сделали, – лишь приятная опция, дополняющая нашу дружбу и коллегиальные отношения, случившаяся по факту отлучки из дому. Случка по отлучке. – Она захихикала. – Ну, прости, прости. И наконец, в) ты прекрасно знаешь, что я всё равно расскажу, что в том славном бывшем самое страшное.
– Это ты не понимаешь, что всё несколько иначе…
– Ой, только я тебя прошу! Сорокалетнему мужчине, не способному последние лет пятнадцать на страсть априори, отягощённому женой, тёщей, двумя детьми и совместно нажитым в браке нераспиливаемым майном, не пристало изображать пылко влюблённого после того, как он переспал с давно известной ему дамой.
– Твой наигранный цинизм неуместен, – надулся Виталик.
– Может, он и вправду наигран, но уж точно уместен, и ты это прекрасно знаешь, так что давай не будем переливать из пустого бесчувствия в порожнюю чувствительность и сразу определимся: или ты тотчас предлагаешь мне выйти за тебя замуж, или я тебе рассказываю страшную историю о моём последнем любовнике. Считаю до трёх… Молчишь? Реакция хреновая – детей больше не будет, а меня это не устраивает. Так что изволь слушать. – Она сама потянулась за пачкой сигарет и зажигалкой. Прикурила. Затянулась. – Ни для кого из вас, мои дорогие коллеги, не секрет, что последние два года некий тип намотал все мои кишки на мою же трепетную душу. Познакомились мы случайно, на некой дачной вечеринке, куда я пришла кристально трезвая в сопровождении одного кавалера и откуда удалилась, не помня себя от пульс-дозы спиртного, повиснув на мощной ручище кавалера другого. Наутро я не помнила, как его зовут, чем крайне развеселила и заинтересовала. Потому что он, как и любой другой мужчина, был неоригинален, полагая, что он вправе не помнить имя случайной сексуальной партнёрши, но уж его-то наименование, записанное ли в паспорте или же выдуманное на данный конкретный половой случай, должно врезаться в память женщины, как надпись «не прелюбодействуй» в Моисеевы скрижали. Если ты сейчас будешь честным, ты мне скажешь, что это так и есть. Вы же на самом деле считаете, что даже профессионалка помнит вас, как первого и единственного. Кстати, я помню первого. А ты помнишь первую?