Двойное золотое дно
Шрифт:
— Это тебе успокоительный укол сделали.
— Действует, — попыталась я улыбнуться. — Почему ты за ним гнался?
— Ксюш, это он тебя шантажировал, — опустил голову Ельчанинов.
— Нет, Илья, ты ошибаешься. Это не он. Он, конечно, меня не любит... Но чтобы...
— Прости, но это правда. Я застал его прямо в квартире. Мы поговорили... Он видел тебя на месте убийства Щербинина. И еще он о куртке говорил. Видел, как какой-то Котя её стирал. Тут я не очень понял...
— Господи! — взмолилась
Илья молча передал мне мобильник.
— Котенька, Котя! — закричала я едва услышав голос Антименко. — С Парнишей несчастье! Мы в больнице!
— Еду!
Я вернула мобильник Ельчанинову, но тут же спохватилась.
— Я же не сказала, в какой!!
— Ксения, успокойся. В нашем городе по «Скорой» привозят только сюда, в БСМП.
— Да, конечно, — успокоилась я. — Илюша... пожалуйста... Понимаешь...
— Не мнись, говори, — посоветовал Ельчанинов.
— Хорошо. — Я тяжело вздохнула. — Котя мой друг, тот самый, о котором я тебе говорила. Они с Парнишей.. жили вместе.
Он подбодрил меня взглядом, и я решилась.
— Уходи, пожалуйста, отсюда. Я не хочу, чтобы ты видел его слезы. Извини.
— Хорошо, я уйду, — отозвался Ельчанинов, выпрямляясь во весь рост, — Мне нужно заехать в ГАИ, как свидетелю аварии, и так еле отмазался. А потом, если хочешь, я отвезу тебя домой.
— Нет, нет, спасибо, не нужно. Доберусь, не беспокойся, — заверила я его, понимая, что мне ещё придётся повозиться с бедным Костиком. Да и неизвестно, когда закончится операция.
После ухода Ильи я некоторое время оставалась в мрачном коридоре совершенно одна. Чтобы не думать о словах Ельчанинова, пробежала глазами блеклый плакатик на стене. «Мойте руки перед едой!» — гласила стандартная надпись.
«И не шантажируйте ближнего своего!» — горько подумала я и невесело хмыкнула себе под нос. Вот уж на кого никогда бы не подумала, так это на Парнишу. Как же мы ошибаемся в людях!
Я спустилась на улицу и через некоторое время увидела мчавшегося на всех парах Антименко.
— С тобой все в порядке? — крикнул Костя, не добежав до меня десятка метров.
— Котик! Да! — ринулась я к нему. — С Парнишей плохо. Он под машину попал! Сейчас в операционной.
— Что с ним? Диагноз! — требовательно рявкнул Антименко мне на ухо.
— Откуда я знаю, Костя?! Я не врач. В приемном покое мне ничего не сказали.
— Пошли!
Ухватив за руку, Антименко поволок меня в приемный покой. Через несколько минут он уже бушевал в кабинете, требуя от врача ответа на свои вопросы.
Я тихонько сидела в коридоре и слушала его голос за дверью. Слов было не разобрать, но тон Константина Михайловича был угрожающий. Задумавшись, я не уловила момент, когда за дверью стало тихо. Я забеспокоилась, подкравшись к двери, прислушалась и ничего не услышала. От волнения я забегала по коридору.
Наконец дверь распахнулась, и из кабинета буквально вывалился Костя. Резво подскочив, я усадила Антименко в кресло.
Котя, ну что? Как он?!
Антименко сжимал бумажку, на которой неразборчивым почерком было написано несколько слов (видимо, на латыни).
— Он мне только это сказал. И написал. У него очень много работы, — упавшим голосом произнес Костя, — ничего не понял. Понял только, что положение крайне тяжелое.
— Если нам повезет... — пролепетала я и бросилась к телефону, звонить в терапию. К огромной моей радости, Алинка оказалась на месте.
Мы с Костей перешли в корпус, где располагалась терапия, и через несколько минут уже находились в ординаторской, у госпожи Ахметовой.
— Ксень, ему можно сказать правду? — шепотом спросила Алинка, отозвав меня в сторонку.
— Что, так плохо?
Алина лишь пожала плечами. Чего говорить, и так все понятно.
— Ох, не знаю, не знаю, — пробормотала я себе под нос.
Нет. Алинка все же железная леди! Она достала из стеклянного шкафчика шприц, ампулу с белой жидкостью, поставила перед собой на стол склянку со спиртом.
— Константин Михайлович, — сказала Алька официальным тоном. И назвала-то не Костя или Константин, а Константин Михайлович. — Подобные ранения с жизнью несовместимы. И если ваш друг еще жив, то лишь стараниями врачей.
– Антименко поднял на нее страдальческие глаза и попросил:
— Позвоните в реанимацию, вам ответят скорее, чем мне.
— Вы не правы, но я позвоню, — вздохнула Алина.
Она набрала номер и справилась о ходе операции. По ее мгновенно помрачневшему лицу мы поняли, что ей ответили.
— Хотите поговорить с хирургом?
Костя лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова . Успокоительный укол Антименко не понадобился. Он сумел взять себя в руки.
Алина провела нас длинными больничными коридорами. Оказывается, из корпуса в корпус можно переходить, не выходя на улицу, как это сделали мы с Костей. Хотя все правильно. Нечего посторонним шляться по служебным помещениям.
Усталый, понурый хирург пил чай в такой же ординаторской, которую мы только что покинули.
— Слава, это родственник пострадавшего, — сказала Алина, вводя нас в комнату.
— Мне очень жаль. Мы сделали все, что могли, — произнес мужчина и стал рассказывать о ходе операции и о повреждениях. Лично я не поняла и половины из сказанного им. Константин же Михайлович тупо кивал, как китайский болванчик, но мне кажется, слов не только не понимал, но и не слышал.
— Я могу на него... Проститься... — тихо бормотал Костя.