Двойной без сахара
Шрифт:
And he couldn’t get up in the morning.
(Дождь идет, прямо льет, под него старик храпит Пока ложился, головой приложился и утром не сможет подняться).
Я открыла глаза, пытаясь сообразить, который час. Дождь застилал окно, барабанил по крыше, давил на и так тяжелые веки. Я подчинилась его желанию, но провалиться обратно в сон не получилось. Шон сильнее потряс меня за плечо. Я вновь взглянула на него. Одет, с довольной улыбкой. Спасибо, что перестал петь.
— Который час? — озвучила я мучивший
— Ранний.
— Так зачем разбудил?
— Пожелать тебе доброго утра, пока оно еще утро и пока оно доброе.
Я застонала и откатилась от края, заворачиваясь в одеяло, что в кокон, чтобы не сказать, что ирландское утро не бывает добрым. Особенно в дождь, который поделил наравне с виски ответственность за мою головную боль.
— Ладно, лежи до солнца.
— А оно будет? — пробурчала я в подушку.
— Обязательно. Прости, что разбудил. Просто не хотел, чтобы ты проснулась и обнаружила, что меня нет.
Шон поднялся с кровати.
— Ты куда? — действительно не поняла я.
Шон покачал головой, словно глядел на неразумного ребенка. Разум ко мне возвращался с черепашьей скоростью.
— С собакой гулять. Собаку кормить.
Я выдохнула, надеясь, что больше тупить не буду, и тут же брякнула:
— В дождь?
— Дождь физиологических потребностей не отменяет.
— Знаю. Возьми с вешалки зонтик. Правда, он с овечками. Но лучше, чем мокнуть.
Шон опять улыбнулся. Ну, не наглость, а? Где его похмелье?
— Мы в Ирландии. Здесь дождь используют вместо душа. Холодного.
Я решила не улыбаться, и Шон продолжил:
— Включить водогрей?
Я со стоном покачала головой и приподнялась на локтях.
— Я пойду с тобой. Без зонтика.
— Тогда не разлеживайся. Пожалей собаку.
Себя мне стоило жалеть в последнюю очередь. Зачем пила? Ведь понимала, дура, что будет плохо. С трудом разогнувшись, я нацепила футболку и джинсы.
— Носки не нужны, — остановил меня Шон, застилая кровать. — Пойдем босиком. Что ботинки зря мочить?
Резонно, и я завернула штанины. Шон последовал моему примеру. По дороге я забрала из ванной всю грязную одежду и бросила в стиральную машину, надеясь, что дождь отмоет меня не хуже, пусть и без порошка. Дождь быстро промочил нас до нитки, но не заставил дрожать. Руки Шона, пусть и мокрые, оставались горячими и сильными. Пару раз он брал меня на руки, чтобы перенести через топкое место. И чтобы поцеловать. Дождинки дрожали на наших губах утренней росой и утоляли жажду лучше всякой воды. Кажется, у них даже был малиновый привкус.
Ноги по колено в грязи, о коврик не вытрешь. Шон приоткрыл дверь. Джеймс Джойс сначала было ринулась к нам, но сразу попятилась.
— Ну давай… Я потом тебя вытру, — заворчал Шон на собаку и потянулся к ошейнику, но Джеймс Джойс увернулась. — Позови эту дрянь, — обернулся он ко мне за поддержкой, а я бы тоже никуда не выходила из- под козырька. — У вас с ней любовь, из которой меня вычеркнули за ненадобностью, — добавил он слишком горько, чтобы проигнорировать, и я повисла у него на шее.
Ноги в луже, футболки набухли, как паруса, а мы целуемся, как школьники, прямо. Ужас… Как не стыдно! Самое время получить от недовольной Джеймс Джойс хвостом под коленку.
— Пошла в дом, ревнивая тварь, — промычал Шон, не отрываясь от моих губ. — Мы тебя еще раз позовем…
Но я оттолкнула этого ирландского козла — хватит над животным издеваться! И Шон потащил меня обратно под дождь. Если к вечеру я захлюпаю носом, буду знать, кто в этом виноват… Черт, я не взглянула на телефон! Я даже не вспомнила про него…
— И что, все?
Я сначала не поняла, что Шон обращается к собаке, которая, не дойдя даже до скамейки, побежала домой. Он почти что разлегся на пороге, чтобы вытащить из-под вешалки тряпку, не испачкав пола грязными ногами. Шон вытер лапы собаке, а потом раскрыл тряпку передо мной. Я сначала рассмеялась, а потом позволила обтереть себе ноги, но прежде чем вступила в прихожую, выжала футболку, но как-то неудачно и попала на сидящего на пороге Шона. Только смех не позволил мне извиниться, да и Шон не расстроился. В крайнем случае, вымою в наказание пол!
Шон насыпал собаке корм и вопросительно уставился на меня.
— Я мокрой есть не буду.
И мы пошли обратно, но до дома не дошли. Шон вдруг остановился и схватил меня за плечи, как заговорщик.
— Ты уже все равно мокрая.
— Нет! — запротестовала я, прочитав его мысли по глазам. — Я не буду купаться! Не буду! Это дурь! — возмутилась я в голос, когда Шон нагло стащил с меня футболку.
— Так давай подурим, — сказал и стащил следом джинсы.
— Иди ты к черту!
Но куда там! Он уже и сам разделся. Не поднимать же одежду из грязи! И в трусах не побежишь. Никого нет, но все же. И я стащила с себя последние тряпочки, наслаждаясь смущением Шона.
— Даже так?! — И он тоже снял трусы.
Впереди ждало самое страшное — кувшинки. На моем лице явно отразился ужас перед встречей с ними, и Шон подхватил меня на руки.
— Я отпущу тебя на глубине.
Шон входил в воду, как в парное молоко, я же заорала, когда он швырнул меня. Брр… Аж зубы застучали, но я поплыла, страшась коснуться дна. В темной воде ничего не видать — зато круги от дождя такие красивые…
— Доплывешь до коттеджа?
Я глянула на бескрайнюю пузырящуюся темную гладь и задрожала сильнее, но поплыла. Всяко лучше илистого дна — там можно подтянуться на досках. Но дыхание быстро подвело меня, и я схватилась за заботливо подставленное плечо.