Двойные неприятности
Шрифт:
— Самые разнообразные причины. Например, у меня возникла масса затруднений с одним из ваших прирученных профсоюзных шишек на побережье...
— Здесь не отдел рекламаций, Скотт. Если вы явились сообщить, что кто-то наступил вам на любимую мозоль, то напрасно отнимаете у меня время.
— В компании дальнобойщиков вам, вероятно, приходится игнорировать множество рекламаций, — спокойно парировал я. — Но я здесь не затем...
— Тогда переходите прямо к делу.
— Если только вы немного успокоитесь.
Сэнд обжег меня взглядом своих темных глаз, но я продолжал:
— Кроме всего прочего, мне хотелось бы поговорить с вашей женой.
Сэнд явно был удивлен моим заявлением:
— На кой черт вам с ней разговаривать?!
— А вы не знаете?
Сэнд нахмурился и принял озадаченный вид. Он и глазом не моргнул, когда я вошел к нему в кабинет и когда назвал ему свое имя. Как только мне стало ясно, что моя клиентка — миссис Майк Сэнд, я решил, что она наняла меня с мужниного согласия. Но если это не так, то ситуация гораздо запутаннее, чем я себе представлял.
— Зачем мне знать, что кому-то охота поговорить с ней, — медленно проговорил Сэнд. — Я никогда раньше тебя в глаза не видел да и слыхом о тебе не слыхал.
Возможно, он говорил правду.
— Вы слышали что-нибудь о парне по имени Браун Торн, который был убит в Лос-Анджелесе? — спросил я.
— А, об этом. Угу. Слыхал. — Он нахмурился. — Так ты, должно быть, тот самый сыщик, который имеет отношение к этому дельцу.
— Вот вы и вспомнили. Но отношение к этому «дельцу» имею не только я. Некоторые чиновники профсоюза грузоперевозчиков тоже приложили руку — избили этого парня, а потом пристрелили.
Наконец Сэнд разомкнул сложенные на груди руки, сплел пальцы и положил руки на стол прямо перед собой. Потом перегнулся ко мне через стол, говоря:
— Не треплись попусту, мистер. Ты, вероятно, и понятия не имеешь, что такое настоящие неприятности. Поэтому фильтруй базар! — Он свирепо посмотрел на меня. — Зачем это тебе понадобилось разговаривать с моей женой?
Редко случается встретить человека, которому так и хочется вмазать по физиономии. А это был как раз такой случай. Но я заставил себя сосчитать до десяти, закурил сигарету, затянулся.
— Я разыскиваю доктора Фроста, — сообщил я. — Возможно, миссис Сэнд известно что-то, что сможет облегчить мою миссию.
— Я не знаю, где она сейчас.
— А как насчет Честера Драма?
— Какого еще Драма?
— Похоже, он с вами общается. Или с миссис Сэнд?
— Он не работает на меня, Скотт. Я не пользуюсь услугами таких, как ты... или Драм. Мне не нужны любители подсматривать в замочную скважину.
— Так, значит, вы не имеете понятия, где сейчас может находиться доктор Фрост?
— Нет, ни малейшего.
— По крайней мере, вы признаете, что знаете, кто он такой, не так ли? Ведь это не секрет, верно?
— Тебе самому, черт возьми, прекрасно известно, что он — отец моей жены!
— Да. А кроме того, он один из тех парней, которые готовы растерзать вас в ходе публичных слушаний на следующей неделе.
Сэнд заскрежетал зубами:
— Никто не собирается меня терзать.
На моей сигарете образовался длинный столбик пепла. Пепельницы в моем поле зрения не оказалось. Поверхность письменного стола Сэнда была абсолютно свободной, если не считать телефонного аппарата.
— У вас имеется пепельница? — поинтересовался я.
— Нет. И не сыпь пепел на ковер.
Не часто мне приходилось дважды считать до десяти. Но я не бросил окурок, а пепел стряхнул в манжету своих брюк.
Потом сказал:
— Вы неправильно истолковали мои слова, Сэнд. Я слышал, что желающих разделаться с вами полно. Кроме Фроста и Хартселла, например, имеется еще некий Джон Рейген с побережья.
Губы его скривились.
— Этот... — он выплюнул нелицеприятный эпитет. — С ним покончено, даже если он еще не знает об этом!
Я добродушно улыбнулся Сэнду:
— Определенно ему это еще не известно. В действительности же, судя по всему, Рейген собирается занять это место сразу после отставки и падения Майка Сэнда.
Он припечатал меня взглядом. Это был один из тех взглядов, которым человека пронзают насквозь.
— Не будет никакой отставки и падения Майка Сэнда!
— У меня создалось такое впечатление, что этой отставки ждут с нетерпением... даже тут. Аббамонте, например.
Сэнд хотел было что-то сказать, потом его веки опустились еще ниже, и он продолжил безразлично:
— Аббамонте освободил меня от большой рутинной работы. Я не могу сам вникать в каждую мелочь. Он — надежный, преданный «Братству» человек. Он — моя правая рука.
Его слова прозвучали так же фальшиво, как любые заверения Кремля. «Сэнд чуть было о чем-то не проговорился», — подумал я. Поэтому решил его подколоть.
— Конечно, — сказал я, — такой же преданный, как и Рейген.
— Я займусь Рейгеном и всеми остальными.
— Включая Хартселла и Фроста, я полагаю.
— Эта ничтожная комиссия меня абсолютно не волнует. Рядовые члены знают, что я для них сделал. Я оставлю свой след в истории.
— Наверняка. И получите пятьдесят лет тюрьмы.
Его голос стал предательски ласковым:
— Я всегда действовал исключительно в интересах рабочих. Чтобы у них был прожиточный минимум, достойные условия работы...
— Не забудьте взрывы, шантаж, вымогательство, инспирированные забастовки, убийства. Прожиточный минимум, говорите? Достойные условия работы?
Сэнд так сильно сжал сплетенные пальцы рук, что пара суставов тихо хрустнула, словно кому-то свернули шею.
— Ты начинаешь мне чертовски надоедать, Скотт. Вот что я тебе скажу: если для того, чтобы защитить права трудящихся, потребуется применить силу, то я это сделаю.