Двуглавый Орден Империи Росс. Магия изначальная
Шрифт:
Я прыгаю в стойку. Трофим уже осторожен. Нет. Он пока осторожен, но глаза наливаются кровью. Сейчас кинется… Не усеет! Маэ слевой в печень! Хэк! Попал, но не пробил. Хотя… Трофим хватается за бок, но стоит. Вот пока стоит… Маэ справой! Хэк! Жалко там нет печени. Уширо в низ живота! Согнись! Есть! А теперь маваши в чайник! БУФ!!! Так, что у нас там? Стоит?! Непорядок! Ещё уширо! Ещё маваши! Стоит?! Ну, ничего! Иван Драга в четвёртом Рокки тоже долго держался. Ещё уширо. Ещё маваши. Ах, ты, гад! Стоишь?! А вот так?! По-вамдамовски! ШТО!!! Зашатался? Ещё раз по-вандамовски! Вот теперь хорошо! Глазки закатываются? Стой! Не падай! Я сейчас! Продержись полсекунды, сейчас будет красиво! Подпрыгиваю, и стопу ему на бедро, теперь вверх! И вот сверху всей массой, правой рукой, прямой, кулаком прямо в купол!!! ХРЯСЬ!!! Блин! Как больно! У него башка чугунная что ли? Я таким ударом кирпичи ломаю, а тут… Не-е-е… ВСЁ!!! Упал!!! Не встаёт!
Секунд пять я стою в полной тишине, потом толпа просто взрывается. Да! Вот такое они и вправду первый раз видят.
Растирая правую кисть, я поворачиваюсь к зазывале. Сказать, что на нём лица нет, это ни о чём. Он в ужасе. Стоп! А Трофим-то живой? Подхожу к телу, присаживаюсь на одно колено, пытаюсь нащупать пульс на сонной артерии. Живой! Фу-у-ух… Встаю, иду к зазывале. Сам не знаю, что хочу ему сказать. Тот уже приходит в себя, набирает в грудь воздуха, и повернувшись к толпе орет:
– Чистая победа! Победил… – тут он поворачивается ко мне, ожидая, что я назовусь.
– Не надо, – говорю я ему, и уже громче, чтоб все слышали: – Все и так видели, кто победил, – и прямо в лицо зазывале кричу: – Оба раза!
Гул в толпе немного стихает, и в этот момент кто-то громко и отчетливо выкрикивает:
– А ведь верно! Люди добрые, два раза барин-то победил!
– Верно! Два раза! – кричат уже несколько голосов.
– Верно!
– Верно!
– Два раза!
Я смотрю зазывале прямо в глаза. Не знаю, что он там видит, но спорить даже не пробует. Достаёт из кармана деньги. Пока он отсчитывает причитающийся выигрыш, видно, как трясутся его руки. Протягивает мне монеты, там четыре рубля тридцать копеек. Здесь, что, ставка возвращается? Прикольно.
Поворачиваюсь к Миколе, а он уже здесь. Подаёт мне сюртук. Но не просто подаёт, а держит за ворот обеими руками так, чтобы я просто руки просунул. Я так и делаю. А картуз? А картуз мой в руках у старика, он смотрит на меня, и, поймав мой взгляд, поворачивается к публике. Правой рукой он поднимает над головой какую-то серебряную монету, молча показывает её людям и кладёт в мой картуз. Мужик похожий на Акимыча тоже показывает толпе монету, и так же молча кладёт её в картуз.
Народ одобрительно загудел. Старик отдал картуз Миколе, тот приняв мой головной убор, двинулся было к зрителям, но его уже обступили со всех сторон. Люди, положив что-то в картуз выбирались из кучи и кланялись мне. Кто просто склонял голову, а кто и в пояс. Ни хрена себе! Я повернулся к старику:
– Это чёй-то они?! – спросил я в полном обалдении.
– Вы, Ваша милость, большое дело сделали. Трошку одолели, – старик прям-таки наслаждался ситуацией. – Семь лет с ним окаянным сладу не было. Токма што Гришка-стрелец один и мог. Дык его ж поди дозовись. Служба она ж то в дозоре, то в походе, а то ишшо как. Этот стервец и озоровал по-всякому. А тут ему такой укорот, да ишшо какой! Вот народ и радуется.
– Ну, не все, наверное, радуются, – поискал глазами пузана, но он уже затерялся в толпе. – Кому-то этот Трошка очень по душе был.
– Вы, Ваша милость, про Андрюшку штоль? – добродушно усмехнулся старик.
– Ну, этот, что ногами всё предлагал, – я никак не мог подобрать правильные слова для идентификации пузана. – Такой с пузом. – И я показал руками пузо.
– Андрюшка! – старик улыбался. – Ему, мил человек, Андрюшке-то всё едино хто кого побьёт. Лишь бы дрались. Вот он и подзуживал. А хто кого… – старик махнул рукой не окончив фразы.
– А как Вас зовут? – вдруг спохватился я.
Старик перестал улыбаться, и глядя куда-то в сторону спросил:
– Да на што оно Вам?
А действительно зачем? Просто понравился мне этот дед.
– У меня не так много знакомых в этом городе, – я, наконец, нашёл нужные слова. – А Вы показались мне человеком достойным.
– Так уж и достойным? – усмехнулся старик.
– Ну да. Вы и за своих переживали и за меня, незнакомого человека, – попытался я аргументировать свою позицию. – И за Ваньку тамбовского.
– Эх, мил человек. Это разве што? – скромный он всё-таки, дед этот. – Супротив Трошки и чужие свои.
– Ну а всё-таки, как Вас по имени-отчеству? – я решил довести начатое до конца.
Старик усмехнулся, глядя в сторону, вздохнул, а потом негромко сказал, даже не мне как будто, а словно бы куда-то в пространство:
– По имени-отчеству Архип Никодимов сын. Да токма не зовёт меня так нихто. Всё больше дед Архип, ну ишшо Архип-пушкарь.
– Пушкарь? – уточнил я, хотя совершенно отчётливо расслышал это слово и с первого раза.
– Пушка-арь… – протянул Архип Никодимыч с лёгкой, как мне показалось грустью.
– Из пушек стреляли? – я, как мог, изобразил живой интерес к артиллерийской теме.
– Не без того, – усмехнулся дед Архип.
Пару-тройку секунд я осмысливал ответ своего нового знакомого.
– То есть не только стреляли что ли? – мне показалось, что я ухватил суть сказанного.
– Верно, – и дед Архип опять погруснел.
– А что ещё можно с пушками делать? – спросил я в недоумении.
– А вот ишшо, Ваша милость, делать их можно, – дед Архип снова невесело усмехнулся. – Отливал я их, стало быть. Какие с бронзы, какие с чугуна.
Я чуть сам себе по башке не треснул. Ну, конечно! Пушки делал. А кто пушки делает? То-то же Александр Анатольевич!
Блин! Не Анатольевич! И не Александр, а Александэр! Странно. Трошка ведь по мне ни разу вообще не попал, а уж тем более по голове, некогда ему было. Ну, вот откуда такие провалы в памяти?
Я снова хотел поговорить со стариком, но тут подошёл, почти подбежал Микола, сияющий как новый пятак. В руках счастливый болельщик боёв без правил держал мой головной убор, полный этих самых пятаков. Ну, не полный, конечно, да и не все монетки имели пятикопеечное достоинство, а какие имели, не как новые не сияли. Действительно, большинство медяков покрывала густая патина. Наверное, от долгого нахождения в обороте. Кстати, среди монет встречались и серебряные. Интересно сколько тут?