Двухколесное счастье

Рыбкина Изольда

В общем, это тоже не моё.

Тогда что? Музыка? Ну нет. Слушать – это пожалуйста. А вот извергать из себя в каком бы то ни было виде – это точно не для привлечения внимания парня. Этот прием в моем исполнении будет хорош как раз в достижении обратного результата.

Так стоп. А это что?

Всматриваюсь в строчки, исписанные моим корявым почерком, и понимаю, что не могу разобрать свои собственные каракули.

«Бегание»? Нет, что-то не то. Первая буква похожа скорее на «в».

«Виляние»? Чем это, интересно?

Может, тогда «валяние»?

Это было бы занятно. Только совсем не представляю Марио с войлоком и шилом, мастерящим какого-нибудь милого кролика.

Что же я тут накорябала в спешке? Какие-то крючки и редкие петельки…

«Величание»…

«Волочение». Нда… по смыслу это очень подходит Гардиани. Но писать такое я бы не стала.

И тут меня осеняет!

ВЕЛОГОНКИ! Там написано «велогонки». Ну точно - иероглиф разгадан! Конечно же, велогонки! Наташка со второго курса так и сказала – Марио дважды в год участвует в велозаезде от нашего университета.

А что? В детстве я любила кататься на велосипеде. У меня был даже такой небольшой подростковый голубой велик. Как сейчас помню, назывался «Десна». Почему такое странное название, я не знала, но именно из-за его странности, видимо, и запомнила.

Проблема лишь в том, что садилась я в последний раз на двухколесного друга лет десять назад. Ну точно: когда я перешла в третий класс, мою «Десну» наглым образом отжал у меня мой шестилетний брательник. Он тогда и прирос к велику на долгие годы, что мне больше ничего не оставалось, как найти себе другое увлечение.

Интересно, жива ли моя Дёсенка после активной эксплуатации братом? А самое главное: получится у меня кататься спустя столько времени? Говорят же, что существует мышечная память… Надо будет проверить…

11.

Покосившаяся ржавая железная дверь поддалась не сразу. Дедов гараж уже лет десять используется бабушкой не по назначению – после того, как голубой Москвич, выезжая из своего дома в последний раз, протаранил ветхий забор, ограждавший двор, было принято решение с ним попрощаться. Ну как «принято»… дед до последнего отказывался его принимать, но бабуля была непреклонна: «Ты, старый, своё отъездил! Сейчас мне перед соседями краснеть и деньги на забор с пенсии откладывать, а завтра что? Передачки готовить или сразу панихиду заказывать?»

В общем, много лет в гараже, расположенном у самых ворот нашего двора, уже давно не хранилось никакого транспорта, кроме моей «Десны».

Провозившись с замком, мне всё-таки удалось попасть в эту Нарнию советских времен. Распахнув ворота, я словно открыла старую книгу эпохи СССР, и чем дальше заходила, передвигая разные вещи, тем больше пыли летело с её страниц, повисая в воздухе и погружая меня в атмосферу любимых советских фильмов. Вот эмалированный бидончик, в который залетел счастливый билет из «Спортлото-82», вот керосиновая лампа из мультика про Чебурашку, а вот и телефонный аппарат с крутящимся диском посередине, с помощью которого Женя Лукашин звонил «своей Наде»…

Пока

я разгребала в стороны разные раритетные вещи «Брежневского застоя» и «Хрущевской оттепели», где-то в глубине за детской коляской с огромными колесами и потрепанным дерматиновым корпусом показался до боли знакомый руль. Убрав с пути несколько связок с книгами, содержащих полное собрание сочинений Ленина, я добралась-таки до своего железного друга детства.

Когда-то он был красивого голубого цвета. Точнее даже цвета морской волны, или тиффани, как сейчас модно его называть… Но сегодня все эти названия не имеют никакого отношения к моему велику, ибо краска слезла с него почти полностью. Руль и рама тоже не выдержали годы стояния в душном и неотапливаемом помещении и прилично так покрылись ржавчиной. О седушке и говорить страшно…

Однако, когда я вытащила на свет Божий то, что когда-то называлось средством передвижения, то сразу же поняла, что это гордое имя носить ему видимо придется нескоро или не придется вовсе: оба колеса были не просто пусты, но в них отсутствовала добрая половина спиц. Оставшиеся покрылись слоем ржавчины и, очевидно, были не пригодны для эксплуатации.

– Асюша, что ты тут делаешь!? – внезапно раздается за спиной возглас бабушки, который заставляет меня едва не подпрыгнуть от неожиданности.

– Ба, я …

Хотела что-то сказать в своё оправдание, но повернув голову к бабуле, вдруг наткнулась на пронзительный взгляд черных глаз, которые совсем не ожидала увидеть. Рядом с бабушкой, держа в руках её сумку и пакет из супермаркета, стоял Давид.

С нашей последней встречи прошло четыре дня, и если в первые два он еще появлялся в нашей квартире - я слышала его голос, - то ни вчера, ни сегодня от него не было ни слуху ни духу.

– Зд-расьте, - протянула по слогам, на ходу подменяя растерянность на искусственное презрение.

Давид сдержанно кивает, не переставая буравить меня осуждающим взглядом. От этой его молчаливой нотации становится стыдно за свой поступок, но признать очередной промах я не хочу, поэтому с вызовом отвечаю сразу двоим:

– Я вышла немного подышать воздухом, что тут такого?

– Ася! Тебе ведь даже вставать без надобности запретили, а ты спустилась по лестнице, да еще и забралась в этот душный гараж, - бабушка причитает, не оставляя ни одного шанса мне вставить хоть слово оправдания. – И зачем ты вытащила этот велосипед!? Только не говори, что собиралась на нем ехать…

– Вообще-то собиралась, - несмело отвечаю, пытаясь боковым зрением увидеть реакцию Давида. Не знаю, почему, но уверена, что он в этот момент снова поднимет свои густые брови к не менее густой шевелюре, которая не выдержав разочарования во мне, падает на его высокий ровный лоб.

– Да что же ты за егоза у меня! – то ли возмущенно, то ли умиленно, то ли просто артистически восклицает бабуля. – Давид, - обращается она к парню, отчего мне становится неловко, - ну вот что с ней поделаешь!? Не может эта стрекоза-попрыгунья на одном месте долго сидеть.