Двухместное купе
Шрифт:
Тут молоденький телеоператор посмотрел на растерянную физиономию своего коллеги-репортера и заржал в голос так, что свет от его камеры запрыгал по лицам толпы встречающих, таксистов и водителей-частников…
Дорога из аэропорта Шереметьево в Москву
По шоссе мчится американский «форд-таурус».
На большой скорости обгоняет другие машины и справа, и слева, нагло прорывается в каждую дырку, время от времени даже вылетает на полосу встречного движения…
За рулем «форда» сидит толстый бородач. Рядом с ним – старик, прилетевший из Мюнхена. Владимир Владимирович.
– Яйца
– Давненько ты не брал в руки шашек, – рассмеялся бородач.
– Что?
– Я говорю – давненько ты по Москве не ездил! Катаешься по своим вылизанным немецким автобанам и чистеньким баварским улочкам и в ус не дуешь. А мы тут как в прифронтовой полосе: днем по три часа в пробках торчим, на говно исходим, а вечерами носимся как умалишенные. Тем более что мы с тобой оба опаздываем! Ты – на поезд, я – на съемку. Хорошо еще, что у меня смена ночная, а то я и в аэропорт не приехал бы. Я ведь тебя даже проводить не смогу. Кстати, а почему ты не сразу в Петербург, а с заездом в Москву?
– На Ленинград билетов не было. – В. В. устало глазел по сторонам. – Ты мою рукопись издателям передал?
– Даже аванс за тебя получил и уже перевел на твой мюнхенский счет.
– Сработала моя доверенность, проштемпелеванная русским генеральным консулом?
– В лучшем виде! – Но тут бородач встревожился: – Может быть, я поторопился с банковским переводом и тебе деньги здесь нужны?
– Плюнь. Есть у меня деньги…
– Слушай, Вовик, раскрой жгучую тайну – какого хрена ты расплевался с питерскими издателями и переметнулся в столицу? – спросил бородач. – Они же черт-те сколько тебя издавали и переиздавали…
– Я не расплевывался с ними. Я просто тихо унес ноги.
– Но почему?!
– Видишь ли, они так долго и мелочно обманывали меня, а я так долго и тоскливо делал вид, будто верю им, что они перестали даже скрывать свое презрительное отношение ко мне как к заграничному недоумку. Который сочинить еще что-то способен, а вот врубиться в тончайшие нюансы истинно «деловой жизни сегодняшней России» – ну нипочем не в состоянии!
– Тогда на кой хрен ты сейчас мчишься в эту колыбель трех криминальных революций?! – удивился бородач. – Оставайся в Москве, я устрою тебя в «Пекине» – площадь Маяковского, пуп Москвы, четыреста метров от ресторана Дома кино, где ты в свое время оставил кучу денег, по старому пересчету – штук пятнадцать «жигулей». Этот ресторан сейчас переживает не лучшие времена, так что тебе там все будут очень рады! На кой черт тебе Питер?
– А внучка Катя? А оплатить ее очередной институтский семестр? А пошляться по Репино? А поваляться в собственной, а не в наемной квартире, на своей старой, продавленной тахте?.. Поглазеть настоящие программы русского телевидения, где разговаривают если не всегда грамотно, зато исключительно на нашем родном, великом и могучем… – вяло возразил В. В.
– По-моему, ты это все себе напридумывал! – сказал толстый бородатый Андрюха. – Оставайся! Завтра я отосплюсь после ночной съемки, и мы с тобой, старикашка, завьемся веревочкой!..
– Наверное, я действительно что-то себе напридумывал, – согласился В. В. – Кроме внучки Кати. Скорее всего, я только из-за нее и еду туда…
– Уважаю, – сказал бородач. – А что ты там плел в аэропорту этим ребятам с телевидения? «Последний Дом творчества»… То-се, пятое-десятое…
– Знаешь, Андрюша, за последние тринадцать лет моего мюнхенского бытия кто только не брал у меня интервью! И наши, и немцы, и американцы, и французы, и итальянцы… И все задавали
– Прости меня, – тихо сказал толстый бородач.
– Жаль, что ты сейчас не можешь выпить со мной за ее здоровье, – усмехнулся В. В.
Он раскрыл свою спортивную сумку, вытащил бутылку «Бифитера», отвинтил пробку, сделал хороший глоток из горлышка и сокрушенно сказал, утираясь рукавом:
– Ну ведь покупал джин, склеротик старый! Что стоило еще и тоник прихватить?
…А потом, издалека, мы увидим, как этот «форд» подкатит к Ленинградскому вокзалу, остановится в застывшем привокзальном автомобильном стаде и из «форда» вылезет человек в красной рубашке и кожаной курточке, с большой спортивной сумкой через плечо.
«Форд» сорвется с места и мгновенно вольется в вечерний поток Комсомольской площади…
…а маленькая фигурка В. В. еще чуточку задержится, глядя «форду» вослед, а потом неспешно побредет к вокзальному входу…
Вокзальный перрон у состава «Красной стрелы»
Перрон был еще почти пуст, двери вагонов закрыты.
Одетые в одинаковую форму носильщики составили свои тележки в круг, покуривали и трепались с милиционерами, вооруженными короткими автоматами.
В. В. шел по пустынному перрону, поглядывал на часы.
Остановился у компании носильщиков и милиционеров, спросил, указывая на состав «Красной стрелы»:
– Не скажете, когда посадку объявят?
Обладатели тележек и автоматов без малейшего интереса молча оглядели старого В. В. в красной рубашке и джинсах, и только через паузу кто-то ответил:
– А у их – демократия! Кажный день по-разному. Когда за двадцать минут до отхода, когда за полчаса. Как бог на душу положит.
– Погуляй, дедок, погуляй. Подыши свежим воздухом, – посоветовал В. В. молоденький милиционер и ласково погладил свой автомат по пластмассовой рукоятке.
В. В. посмотрел на вооруженного мальчишку тяжелым глазом и пошел к своему вагону.
Пожилой носильщик неодобрительно проворчал молоденькому милиционеру:
– Ты как с людями разговариваешь, лимита необученная?! Ты чего, с ним коров пас у себя на Рязанщине? Какой он тебе дедок, раздолбай губастый? Ты чего ему тыкаешь? Не знаешь человека, а…
– Да ладно вам, дядя Петя! – рассмеялся молоденький милиционер. – Не видно, что ли? Ему на погост пора, а он в красную рубаху вырядился! Клоун какой-то старый, да еще и поддатый…