Дядя Фред посещает свои угодья
Шрифт:
— Вот увидишь, — продолжала Джулия, — он быстро выйдет в люди.
И не ошиблась. Из-за дивана, словно лосось в брачную пору, выскочил ее жених.
— Джулия!
— Уилби!
Мартышка в жизни не видел более мерзкого зрелища. Посудите сами: такая красавица обвилась вокруг типа, как плющ вокруг шеста. Нет, тип был не так уж плох, но девушка!..
Опомнившись от испуга, который испытает всякий, когда из-за дивана выскакивают заливщики угрей, несчастная мать разняла влюбленных, как рефери
— боксеров.
— Джулия, — сказала она, — мне стыдно!
— И мне, — прибавил муж.
— Какой позор!
— Именно. Обнимать человека, который назвал твоего отца носатой рожей…
— Прежде всего, — вмешался граф, — надо выяснить, прав ли он. На мой взгляд…
— Он извинится!
— Да, да! Я себя не помнил.
— Прекратите, — сказала мать. — Если вы меня слушали…
— Да. да, да! Дядя Чарли, дядя Генри, кузен Альфред. Снобы собачьи!
— Что?!
— Собачьи снобы. Подумаешь, загордились! А чем? Деньги есть, вот чем. Интересно, как они их добыли?
— Что вы имеете в виду?
— Неважно.
— Если вы намекаете…
— Он прав, моя дорогая, — вмешался лорд Икенхем. — Ничего не попишешь.
Не знаю, доводилось ли вам видеть бультерьера, который вот-вот схватится с эрделем, но тут кэрри-блю кусает его в зад. Бультерьер смотрит на пришельца именно так, как смотрела на графа сестра хозяйки.
— Наверное, — продолжал граф, — вы не забыли, как разбогател наш Чарли.
— О чем — вы — говорите?
— Да, это тяжко, это скрывают, но помилуйте! Давать деньги под 250%! Так нельзя все-таки.
— Я ничего не знала! — воскликнула дочь.
— А, — заметил граф, — дитя не в курсе? Правильно. Одобряю.
— Это ложь!
— Теперь — Генри. Как мы спасали его, как спасали! Между нами говоря, вправе ли банковский клерк брать чужие деньги? Видимо, нет. Понимаю, понимаю. Взял он пятьдесят фунтов, выиграл — пять тысяч, но вернул? Ни в коей мере. Изящно, ничего не скажу, — а вот честно ли? Что до Альфреда…
Несчастная мать издавала странные звуки, вроде бутылки шампанского, если его взболтать. То ли бульканье, то ли пальба.
— Это ложь, — повторила страдалица, когда ей удалось распутать голосовые связки. — Вы ненормальный.
Пятый граф пожал плечами.
— Что ж, дело ваше, — сказал он. — Конечно, судью подкупить нетрудно, но мы-то знаем. Я никого не виню. В конце концов, что такое наркотики? Можешь провозить — провози. Но не нам смотреть свысока на честных людей. Спасибо, что берут. Да и чем плох этот молодой человек?
— Да, чем? — поддержала Джулия.
— Надеюсь, — спросила мать, — ты не веришь дяде?
— Верю, верю.
— И я, — присоединился Уилберфорс.
— Видит Бог, — сказала старшая гостья, — я никогда не любила сестру, но т а к о г о мужа я ей не желала.
Все помолчали, если не считать птицы, которая предложила погрызть орехов.
— Фиг вы теперь запретите, — сказала Джулия. — Уилби слишком много знает. Милый, ничего, что я из такой семьи?
— Ничего.
— В конце концов, мы не будем с ними видеться.
— Вот именно.
— Не в дядях счастье.
— То-то и оно.
— Уилби!
— Джулия!
Повторив свой номер «Плющ на шесте», они забыли обо всем. Мартышке это не понравилось, равно как и матери.
— На что вы будете жить? — сказала она.
— Он разбогатеет!
— Ха-ха!
— Будь у меня сто фунтов, — сказал Уилберфорс, — я бы завтра же купил долю в самой лучшей фирме. Разносят молоко.
— Бы! — сказала мать.
— Ха! — сказал отец.
— Где вы их возьмете?
— Ха-ха!
— Где, — повторила гостья на бис, — вы их возьмете?
— Как это где? — удивился граф. — У меня, конечно. Когда он захрустел бумажками, племянник жалобно вскрикнул.
— Доктор хочет со мной поговорить, — истолковал его крик дядя. — Да, доктор?
Жених, теперь — нежно-вишневый, немного растерялся.
— Это же ваш сын!
Граф обиделся.
— Мой сын был бы красивей. Нет, это — врач. Конечно, м н е он — как сын, это вас и смутило.
Подойдя к Мартышке, он глядел на него, пока тот не вспомнил о своей глухоте и не задрожал. Не знаю, связаны ли глухота и дрожь, но бывают минуты… Словом, не будем его судить. Задрожал — и все.
— Видимо, — сообщил лорд Икенхем, — у птицы что-то такое, о чем не говорят при дамах. Мы на минутку отлучимся.
— Это мы отлучимся, — сказал жених.
— Да, — согласилась невеста, — надо пройтись.
— А вы как? — осведомился граф у гостьи, напоминавшей Наполеона в Москве.
— Выпью чаю. Надеюсь, вы разрешите?
— Конечно, конечно! У нас — полная свобода. Идите, готовьте.
Когда они вышли, Джулия, совсем уж похожая на розу, кинулась к нему, крича: «Спасибо!» Жених ее поддержал.
— Не за что, мои дорогие, — сказав граф.
— Какой вы добрый!
— Ну, что вы!
— Добрее всех на свете!
— Ну, ну, ну!
Он поцеловал ее в обе щеки, правую бровь и кончик носа. Мартышка печально на это глядел. Все, кроме него, целовали прекрасную Джулию.
Когда бесчинства кончились и граф с племянником проводили влюбленных до крыльца, он заговорил об этих фунтах.
— Где ты их взял?
— И правда, где? — задумался граф. — Вообще-то, тетя дала, но для чего? Вероятно, оплатить какой-то счет.