Дядя Сайлас. История Бартрама-Хо
Шрифт:
Мадам беспокойно вертелась у двери, а о том, что происходило тогда в других комнатах, леди Ноуллз впоследствии мне рассказывала так:
«Только представьте наше разочарование! Но я, конечно, была рада увидеться с Сайласом, и ваш эльф-дворецкий провел меня наверх, в его комнату… не тем, кажется, путем, каким я поднималась раньше; впрочем, не буду утверждать, ведь я не так хорошо знаю дом в Бартраме. Но я не забыла — мы прошли через спальню Сайласа, которой я прежде не видела, в кабинет, где я и нашла вашего дядю.
Он, казалось, был
“Дорогая, дорогая моя Моника, как же я рад вам — именно вас я жаждал увидеть. Я был весьма серьезно болен — последствия мучительнейших душевных тревог. Присядьте на минутку, прошу вас”.
И он одарил меня комплиментом в несколько коротеньких рифмованных строчек по-французски.
“Где же Мод?” — спросила я.
“Мод, наверное, сейчас не ближе к Бартраму, чем к Элверстону, — сказал старый джентльмен. — Я убедил ее прогуляться и посоветовал нанести один визит, кажется, ей приятный. Полагаю, она послушала меня”.
“Как же досадно!” — воскликнула я.
“Бедная Мод будет очень расстроена, но вы утешите ее, когда посетите нас, — ведь вы обещали… и я устрою вас со всем комфортом. Я буду счастлив, Моника, принять ваш будущий визит за доказательство нашего полного примирения. Ведь вы не откажете мне?”
“Нет, конечно, я с превеликой радостью приеду, — ответила я. — И хочу поблагодарить вас, Сайлас”.
“За что?” — спросил он.
“За ваше желание передать Мод под мою опеку. Я так обязана вам”.
“Должен сказать, Моника, что я ни в коей мере не предполагал обязывать вас”, — проговорил Сайлас.
Мне показалось, что он был готов впасть в одно из своих отвратительнейших настроений.
“Но я признательна вам… очень признательна вам, Сайлас, и вы не можете не принять мою благодарность”.
“Я счастлив, во всяком случае, тем, что завоевал ваше расположение, Моника. Мы наконец уразумели: только привязанность дает нам счастье. И как же прав святой Павел, предпочитающий любовь — этот закон на все времена! Привязанность, дорогая Моника, нетленна и, как таковая, божественна, богоданна а посему — счастьем исполнена и им одаривает”.
Меня всегда раздражала метафизика, кто бы ни погружался в нее, он или кто-то другой. Но я сдержалась и только спросила со своей обычной дерзостью:
“Хорошо, дорогой Сайлас, и когда же вы хотите, чтобы я приехала?”
“Чем раньше, тем лучше”, — сказал он.
“Леди Мэри и Илбури покинут меня во вторник утром. Я могу приехать днем если вторник подходит”.
“Благодарю вас, дорогая Моника. Надеюсь, к тому времени я буду осведомлен о планах моих недругов. Я сделаю унизительное признание, но я смирил гордыню. Возможно, случится так, что
Потом он осведомился, кто меня сопровождает, и очень сетовал, что не в состоянии спуститься вниз и принять посетителей. Он предложил откушать у него — с улыбкой Рейвнсвуда{41} — и передернул плечами, но я отказалась, сообщив, что у нас всего несколько минут, а мои спутники, в ожидании меня, прогуливаются возле дома.
Я спросила, скоро ли должна вернуться Мод.
“До пяти часов не вернется”.
Он предполагал, что мы можем встретить его подопечную на обратном пути в Элверстон, но не был уверен, заметив, что девичьи планы так переменчивы. И тогда — ведь сказать было больше нечего — настало время нежнейшего прощания. Я верю, что он нисколько не лгал, описывая свои осложнения с законом. Но как он мог — если только его не ввела в обман та ужасная женщина — с такой безоблачной улыбкой говорить мне страшнейшую ложь о своей подопечной, о вас, Мод, я не представляю!»
Тем временем я подала голос из постели и перепугала как мадам, которая скользила из угла в угол, прислушиваясь, изредка перешептываясь с Мэри, так и саму старушку Мэри внезапным вопросом:
— Чей экипаж?
— Что за экипаж, моя дорогая? — поинтересовалась Куинс, не отличавшаяся, в силу своего возраста, острым слухом.
— Это доктор Жёлс. Он приехаль осмотреть ваш дядя, мой миленьки, — сказала мадам.
— Но я слышу женский голос, — проговорила я, садясь в кровати.
— Нет, мой миленьки, там один доктор, — утверждала мадам. — Он приехаль к ваш дядя. Говорю вам, он сходит с экипаж. — И она притворилась, что наблюдает за доктором.
— Экипаж отъезжает! — воскликнула я.
— Да, отъезжает, — эхом отозвалась она.
Но я соскочила с кровати и посмотрела в окно через ее плечо, прежде чем она успела меня заметить.
— Это леди Ноуллз! — закричала я и бросилась открывать окно. Я тщетно дергала шпингалет и кричала: — Я здесь, кузина Моника, боже мой! Кузина Моника! Кузина Моника!
— Ви безюмны, мисс, назад! — взревела мадам. Будучи сильнее, она пробовала меня оттолкнуть.
Но я видела, как освобождение… спасение, такое близкое, ускользает, и с удесятеренными отчаянием силами рванулась к окну. Я забила в него руками, закричала:
— Спасите… спасите! Здесь, здесь я, здесь! Кузина, кузина, о, спасите же!
Мадам схватила меня за руки, я вырывалась. Стекло было разбито, и я пронзительно кричала, чтобы остановить экипаж. Француженка, злобная, разъяренная, как фурия, казалось, была готова меня убить.