Дядя Жора
Шрифт:
Там, где во время моего детства был стадион с танцплощадкой, ныне имелось что-то вроде небольшого запущенного парка с клумбой посередине. Улица, которую я знал как Ленинскую, не изменилась совершенно, вот только столбов на ней не было и называлась она наверняка не так. Мне было даже интересно - в какой из четырех имеющихся в селе двухэтажных домов мы едем - в сельсовет, милицию, промтоварный магазин или начальную школу? Ибо средняя была построена уже в тридцатые годы.
Когда мы въехали на площадь (названия не имеющую, ибо она была одна), я получил ответ на свой вопрос. Двухэтажных домов было не четыре, а пять! И тот, куда мы ехали, стоял на месте будущей
За домом обнаружились хозяйственные постройки, причем самая большая явно являлась гаражом. Оттуда доносились звуки заводимого на переобогащенной смеси движка "Чайки" - перепутать их было не с чем.
Дрых, дрых. Бах-бах-бах! Хлоп.
– Да е... ... ь, железяка ...ва!
– Дрых, дрых...
Я посигналил. Из гаража вылез молоденький, не старше двадцати лет, парнишка и оторопело уставился на незнакомую "Чайку" перед забором.
– Маетесь, молодой человек?
– поинтересовался я.
– Ой, и не говорите... А откуда вы, и как вас величать-то?
– Зовут меня Андреем Георгиевичем, я из Москвы, привезли вон к вашему предводителю счетную комиссию по переписи. Он ее сейчас обедом кормит, а мы пока прогуляться решили... Вам помочь?
Неисправность оказалась простейшей - к запорной игле карбюратора прилип комочек какой-то дряни, из-за чего карб и заливало. Когда я его прочистил и поставил на место, мотор тут же завелся, с минуту чихал, отплевываясь от натекшего в картер бензина, а потом заработал нормально.
– У Нобелей небось бензин покупаете? Зря, дерьмо - оно и есть дерьмо, я так езжу исключительно на георгиевском. А вы, значит, здешний механик?
– Да, меня Василием зовут, извините, что сразу не представился. Может, подождете, пока наш мастер с поля подъедет? С минуты на минуту должен быть, да вон, его уже видно.
Действительно, примерно в километре от нас по грунтовке меж полей поднимался хвост пыли. Минуты через три стало видно, что это еще одна "Чайка".
Вообще-то это мое детище оказалось неплохо приспособлено именно к сельским условиям - ну и для небольших городков вроде близкого Кашина. В старом мире нечто подобное выпускалось под именем "Кинешма", но никаким особым спросом она не пользовалась. Машина элементарно опоздала - с пятидесятых и по конец семидесятых годов ей бы просто цены не было! Ну, а тут она пришлась кстати.
Из подъехавшей когда-то зеленой, а теперь просто пыльной машины вышел водитель и подошел к нам. Что-то в нем показалось мне несколько неправильным... Ё мое, да у него же вместо правой руки протез! Причем с каким-то кольцом на конце, видно, чтобы удобнее было
Тем временем приезжий пялился на меня даже с большим изумлением, чем я на него.
– Ваше высоко... простите, сиятельство?
Ну вот, подумал я, опознали... И спросил:
– Руку - это на войне?
– Так седьмого же февраля, как раз в том налете, где вы японцам дали прикурить, а потом вас сбили. А меня чуть ли не первой бомбой накрыло, когда мы "Тузик" ко взлету готовили. Я еще видел, как вы мимо меня пробежали - и на взлет, и сразу она бабахнула... Я тогда в БАО первого полка служил, сержант Ненашев. Да что же вы на улице-то стоите, прошу в дом! Васек, сбегай, распорядись, чтобы большой стол накрывали.
– Стоп, прежде чем бежать, прошу уяснить - я здесь инкогнито, то есть под чужим именем. Василий, это для вас персонально - нет тут никакого канцлера! А есть отставной лейтенант Корейко, который, скажем, с вашим мастером служил в Артуре и был там его командиром. Ясно?
– Так точно, вась сиясь!
– вылупил глаза механик.
– Да не сиятельство я, а светлость, но это только если в Питер ко мне в гости приедете. А здесь, если уж так приспичит титуловать, обзывайте благородием. Господин сержант, а вас как по имени-отчеству?
За обедом я начал расспрашивать, откуда тут взялся этот только что, по всем признакам, построенный дом, и вот что услышал.
Здешние земли с доисторических времен были родовой вотчиной Прозоровских, а с середины прошлого века - Прозоровских-Голицыных. Барин, однако же, жил в основном в Твери и Питере, а тут распоряжался управляющий, отец сержанта Петра Ненашева. Когда два года назад объявили земельную реформу, управляющий воспользовался моментом.
– У Прозоровского что, платежи по залогу просрочены были?
– поинтересовался я.
– Ну да, а отец взял кредит... то есть я взял...
Понятно, подумал я, знание обстановки и наверняка имеющаяся пройдошистость Ненашева-старшего да плюс ветеранские льготы младшего... Небось баре лишились лучших земель. На просьбу рассказать поподробнее сержант неуверенно спросил:
– Ге... то есть Андрей Георгиевич, а можно отца пригласить? Он сейчас в Болдеево, это десять километров отсюда.
Я чуть не ляпнул "да знаю, я туда за белыми грибами ходил", но вместо этого сказал:
– Приглашайте, только не говорите, зачем, тут скажем.
– Васек, слышал? Мигом лети в усадьбу, скажи, что ко мне командир приехал и Сергея Фроловича приглашает. Из самого Питера командир!
– Из Москвы, - уточнил я.
– Давай, Васек, быстрее, только машину не поломай.
Через минуту со двора донеся треск отъезжающей "Чайки".
Старший Ненашев оказался представительным господином с самую малость преувеличенно честным лицом. Зато, когда он узнал, кто именно сидит перед ним, честность и благородство его облика на глазах просто-таки вышли за рамки приличия! Мы разговорились.
В общем, свежеобразованный кулак имел примерно полторы сотни десятин земли, где у него росли хлеб, лен и немного картошки. Имеющийся в селе льнозавод он тоже недавно купил и вот теперь подумывал об организации ткацкой фабрики. Более того, соседний помещик, Ушаков, недавно поимел какие-то неприятности с законом, и как раз по поводу освободившейся усадьбы Ненашев в Болдеево и ездил.
Так, сделал я пометку в памяти - надо выяснить, этот Ушаков попал под раздачу в плановом порядке или по доносу, и если последнее - то по чьему.