Дядя Зяма
Шрифт:
Меер Пик, этот добросердечный отец, этот бывалый специалист по «определенным делам», не поверил собственным ушам: собаки оптом? Целых три вагона? Сумасшедший или дурак? Кто так делает? Если уже хотят торговать собаками — берут и покупают две-три штуки, не более, на пробу…
— А как ты хочешь? — заверещал Мейлехке. — Я что, должен, по-твоему, таскаться по Киеву с каждой собакой на цепи и стучаться в господские двери, как эта шкловская шпана Береле-черт?
— Я ничего не хочу! — сжалился реб Меер. — Я только хочу, чтобы ты избавился от этой беды, и как можно скорей.
Ну, отец — это все-таки отец. Меер взгромоздился вместе со своим
Начав с прибыли в тысячу рублей, и ни рублем меньше, Мейлехке Пик стал постепенно снижать свои требования сначала до пятисот, потом с пятисот до трехсот, даже до ста рублей прибыли с каждого вагона, большего ему не надо!.. Наконец, с сотни рублей прибыли до себестоимости… А больше того, что это стоило ему самому, он на сей раз не хочет! Потом он снизил цену на сто рублей ниже себестоимости. Но и это не помогло. Видать, весь город сговорился удавить его этими собаками. Дошло до того, что отец с сыном, эти крупные купцы, под конец снизошли до толкучки. Там их с тремя вагонами собак приняли просто на ура! Торговцы птицей и старьевщики держались от хохота за туго подпоясанные животы, а мужики показывали отцу и сыну угол полы… [242] Этого Меер Пик, покраснев как огонь, уже не мог выдержать и велел развернуть экипаж к… бойне!
242
Так называемое «свиное ухо», традиционный антисемитский жест.
— Куда? — испугался Мейлехке Пик за своих собак.
— Молчи! — гаркнул на него отец так, что Мейлехке Пик замолчал, став кротким как овечка.
На бойню, в это «чудное, благоуханное» место, они вошли, оглядываясь по сторонам, как беспаспортные евреи, пришедшие продавать краденое. Так, мол, и так: есть большая партия товара для бойни.
— А именно?
— Три вагона собак.
— Ни больше ни меньше?
— Да, три вагона. Сколько же за них дадут?
— Кто даст?
— Разумеется, бойня.
— Что значит «бойня даст»?
— А кто, по-вашему, должен дать? Собачьи шкуры — это вам не шутка!
— Ха-ха! Кому нужны собачьи шкуры? Ну, ладно. Поскольку это большая партия, бойня возьмет по полтиннику за штуку, не считая доставки…. Этого достаточно…
Отец и сын, усталые и раздраженные, вернулись в ту гостиницу, в которой остановился Мейлехке. Им нужно было отдохнуть и обдумать, что делать дальше, но в гостинице их уже ждала вежливая, но очень строгая депутация: какая-то гойка с узким злым личиком под черной вуалью и высокий бледный гой в перчатках и в цилиндре.
— Вы Мейлех Пик?
— Я, а что случилось?
— Для вас сегодня прибыло из Фастова три вагона собак?
— А? Сегодня… Да, прибыло…
— Так вот, мы представляем общество защиты животных. Собаки
Мейлехке Пик, который и так был зол, окончательно вышел из себя:
— Не понимаю, чего вы лезете не в свое дело! Тоже мне, нашлись няньки собачьи. Что это, люди, что ли? Это же собаки…
И тут ему весьма вежливо и весьма сдержанно дали понять:
— Общество защиты животных находится под покровительством властей. Мы вас предупреждаем: если вы немедленно не примете мер, чтобы накормить и освободить из тесных вагонов несчастных животных, это вам обойдется намного дороже…
Дама под вуалью поджала губы. Бледный гой, раскланиваясь, помахал цилиндром, и оба ушли.
Едва Мейлехке, избавившись от мягкосердечных защитников животных, поднялся вместе с отцом к себе, чтобы разобраться во всей этой путанице, как вдруг — кого там еще несет? — снова стук в дверь. Входят не один, не два, а целых трое служащих с красными крестами на рукавах.
— Вы Мейлех Пик?
— Я. Что дальше?
— Для вас прибыло три вагона с живыми собаками?
— Да… для меня.
— Извините, но вы должны их немедленно забрать из этих тесных и загаженных вагонов. Мы — городская санитарная служба, посланы к вам городской думой. Давно вас разыскиваем. Такое количество собак и те условия, в которых они прибыли, представляют опасность для служащих железной дороги. И с каждой минутой ваши собаки становятся все опаснее для населения города. Сейчас, знаете ли, лето… А тут такая скученность, такая жара! Может возникнуть необходимость их застрелить, ваших собак то есть, если они и дальше будут оставаться без надзора… А на вас наложат большой штраф… Не ждите, пока вмешается полиция!
Когда представители санитарной службы ушли, Меер Пик, обращаясь к своему сыночку, сказал так:
— Плохо дело! Беда! Заварилась каша! Надо проглотить горькую пилюлю и бежать к твоему Береле… Как бишь его? К этому твоему Береле-черту. Может, он что посоветует.
С помощью Носна-маклера нашли наконец того типа, который торгует собаками в розницу… того самого Береле-черта с разбойничьим лицом, который навел Мейлехке на великую идею — торговать собаками оптом. Береле, бывшая шкловская шпана, согласился принять почтенную депутацию, состоящую из трех купцов с острыми маленькими глазками: одного молодого и двух постарше. Береле еще по Шклову знал одаренного зятька, это «удачное приобретение» дяди Зямы, и терпеть его не мог за чванство. Знал он и все песенки, которые распевали о Мейлехке портновские подмастерья. Когда Береле услышал историю о трех вагонах и очень деликатное предложение приобрести оптом всю эту небольшую партию собак, его чуть кондрашка не хватила. Он гадко рассмеялся:
— Сколько? Ха-ха! Вы говорите «три вагона»? Три полных вагона собак? Ой, мама, лопну! Умора!
Если бы могила разверзлась под ногами Мейлехке Пика — ему и то было бы легче… Еще мгновение, и он, как отравленная крыса, вцепился бы в кучерявые волосы Береле-черта. Но отец невольно удержал Мейлехке. Он прервал наглый смех Береле очень скромным предложением:
— Это не так дорого! Мы их отдадим по себестоимости! А вы, как большой специалист…
От такого комплимента Береле-черт немного смягчился: