Дятел у меня в голове. Жизнь с мигренью
Шрифт:
Отношения с коллективом у меня не сложились. Я зарекомендовала себя, как отличный преподаватель, несмотря на свою молодость, ко мне очень благосклонно относилась директор, но ненавидели и откровенно подставляли старшие тетки-преподаватели, чем-то я их раздражала. Но были два человека, близких и приятных мне – Вера Павловна, моя бывшая заведующая, которая перетащила меня из детского сада в колледж, и моя ровесница, Вика, с ней мы делили общую лаборантскую.
И вот, мои коллеги-подружки, стали рассказывать мне про «тренинг» – тогда я впервые услышала это слово. Мне было интересно все, что о психологии, но меня пугало их состояние какой-то непривычной восторженности, открытости. В стране как грибы после дождя появлялись всякие секты, и люди, попадающие в них, вели себя, по моим представлениям, именно так. Во мне боролось любопытство и опасение. Тренинг стоил денег и немалых, где-то треть моей зарплаты за два с половиной дня. Сначала они мне предлагали настойчиво,
– Выходит, что я сама виновата в том, что болит моя голова? – пыталась спорить я.
– А зачем болит твоя голова? – вопросом на вопрос отвечала Вика. И меня это бесило еще больше. Но вопрос засел, как заноза. И однажды я залезла в свою заначку (мечтала о новой куртке) и передала через Вику деньги «на тренинг».
Мигрень как компас
Это была важная развилка в моей жизни! Как-то тяжело представить себе, что было бы… Почему-то я мечтала поступать в медицинский. Была навязчивая идея, я болела ею года два после рождения ребенка. Помимо семейных проблем, обострилась еще и профессиональная: на работу я ходила только потому, что там платили деньги. Еще наш колледж был областным, и нас подкармливали с местной птицефабрики. Кто жил в 90-е, тот поймет, что значит куры и яйца дважды в месяц. Еще желающим давали землю (мы не желали), и преподаватели дружно после лекций отправлялись с тяпками и лопатами на поля – люди выживали, кто как мог. А я пыталась выжать из своей работы хоть каплю интереса, но удавалось это с трудом.
План был такой: я готовлюсь к поступлению в институт (год), потом поступаю, учусь 6 лет, потом ординатура… ну, короче лет в 36—37 я буду молодым специалистом. Так себе план… На фига мне нужен был медицинский? Если честно, то нравились мне люди в белых халатах! И еще к ним сидели очереди. Очень мне хотелось, чтобы ко мне сидела очередь. Как я потом поняла – это чувство своей значимости. Но свой план я не осуществила, так как попала на тренинг.
Тренинг мне не понравился: очень много незнакомых мне людей, многие не понятны и неприятны, с каждым очень долго и подробно разговаривают, потом делают странные задания, которые называются упражнениями. На тренинге принято быть откровенным и рассказывать все о себе и своей жизни. Тренер спросила меня: «Ты улыбаешься все время, тебе очень радостно?» Я не замечала, что я улыбаюсь, и радостно мне не было, скорее, наоборот – меня многое раздражало, пугало, и мне хотелось побыстрее отсюда смыться. Тренер назвала мою улыбку лицемерием. Я оскорбилась, но задумалась. Два с половиной дня продолжалось это безумие. Люди плакали, смеялись, погружались в печаль или безудержное веселье. Именно за эти дни я научилась различать эмоции. Казалось бы, я все знаю, но знать и чувствовать – это разное. На тренинге звучало много такого, с чем я была категорически не согласна. Про то, что чувства мы выбираем сами, и мы сами решаем, обидеться нам или нет (А если нас обижают???), про ответственность за свою жизнь, мол, все, что в твоей жизни происходит – это твой выбор (Значит, и мои мучения на работе выбраны мною???), и все испытания и невзгоды – для чего-то… Вот, с этого места поподробнее, пожалуйста… Я заявила это на первом шеринге (ох, сколько слов я вынесла с этого тренинга не подозревая, что они станут моими профессиональными): у меня болит голова, и я подозреваю, что в этом есть психологическая проблема. Меня поддержали, но проблем вылезло так много, что я так и не поняла, какая из них – причина.
Я была разочарована, мне было жалко денег, а еще я была как-то взбудоражена. Так много услышала и увидела за эти дни, так много прозвучало историй, и вместе со всеми я выполняла упражнения, не понимая их смысл, но, как позже узнала, сила психотерапии именно в том, что и без понимания в тебе начинает что-то сдвигаться. И я заболела. С высокой температурой, ломотой во всем теле, бредовыми снами. На несколько дней я осталась одна. Саша отводил сына в ясли и забирал вечером, меня изолировали, чтобы я их не заразила. Лежа в постели все эти дни я спорила с тренерами. Пока, через неделю не признала их полную правоту.
И тогда я стала обдумывать основное, то, зачем ходила на тренинг: в чем выгода моей головной боли. Я уже знала, что психологи это называют «вторичная выгода». И суть работы заключается в том, чтобы признать это, и научиться получать все другим способом. Сразу скажу, у меня не сработало, голова болеть не перестала, но личностный рост пошел в рост…
Когда я выздоровела, меня накрыло еще одно осознавание: за три дня можно изменить человека. Даже против его воли, как это произошло со мной, оказывается, даже
Иду на страх
Что произойдет самого страшного? Этот вопрос я до сих пор использую, как рабочий. Люди реагируют на него озадаченно: страх есть, но чего боишься, не знаешь. Или знаешь, но настолько боишься, что страшно сказать. Я боялась потерь. Сын был еще маленьким, он постоянно находился рядом, я даже устроилась работать в его детский сад, но любая разлука, или любая угроза его здоровью, вызывала во мне панику. Я сказала себе: это твоя проблема – решай ее. И стала замечать, что мне помогает. Становилось легче, когда я чем-то увлекалась. Например, когда я занималась с чужим ребенком, искренне пытаясь его чему-то научить, про сына я не вспоминала. Или, когда я придумывала, как унылую лекцию превратить во что-то интересное. То есть, когда я выходила из роли Матери, становилась вполне нормальным человеком. А ролей у меня было не много, мне срочно надо было их возродить, чтобы не вырастить сына невротиком.
Я ходила на тренинг уже ассистентом, смотрела на все происходящее уже с профессиональной позиции. По образованию я методист, а это универсальный навык, умею видеть методику в любом процессе. Я училась быть тренером, наблюдая работу тренеров, но не запоминая, чтобы скопировать, а понимая, что они делают и к чему это приводит. Позже я закончу институт и пройду кучу обучающих программ, но это будет лишь малое добавление тому, чему я научилась на тренингах. Я стала растить своего Профессионала. Тема сексуальности была, пожалуй, самой популярной проблемой, которую заявляли на тренингах. И я кричала про себя: да, да, я тоже давно забыла, что я Женщина! Объясняла тем, что на красивую одежду, косметику, украшения, у меня нет денег, а еще нет времени… и желания. Я не люблю своего отражения в зеркале, мою самооценку несколько лет поддерживал муж, а теперь я лишилась этой поддержки. Еще я вспомнила, что раньше у меня были подруги. С рождением ребенка они все «рассосались», образовался новый круг общения, но близости с людьми я не допускала. И я стала реанимировать свою роль Подруги.
Что произойдет самого страшного? Страшно остаться без мужа. Я так боялась за его жизнь, что совсем не думала о другой опасности. Позже вспоминала, как много поступало информации, как часто звенели звоночки, но вот она – сила иллюзии! Я стала провоцировать откровенные разговоры, он их избегал. Я научилась говорить о своих чувствах, хотела вернуть в нашу жизнь искренность и любовь, которую еще помнила. Однажды, я повесила на стену три конверта. Объяснила сыночку, что в конверты мы можем писать друг другу записочки, ну, а тому, кто еще не очень хорошо пишет, можно рисовать. Даня сразу же стал рисовать сердечки для папы и для мамы. Я написала печатными буквами, как я его люблю и положила в конверт. И мужу тоже написала. Несколько дней я с тревогой заглядывала в свой конверт, но кроме рисунков сына там ничего не было. Мой порыв остался не поддержанным.
И вот, однажды, муж пришел домой рано, у сына как раз был дневной сон, и сказал: нам надо поговорить. «Вот оно, сработало» – подумала я радостно. Мы сидели на кухне, он говорил мне, что, конечно, он меня по-прежнему, любит, и сына очень любит, но у него есть другая женщина… и он ее любит… больше. Я сползла со стула на пол, и мне показалось, что пол тоже меня не держит, он качается. Поняла, что означает «земля ушла из-под ног», я не плакала, я умирала. Но не умерла, в комнате захныкал Даня. Через минуту я держала его, теплого после сна, прижимая к себе, и беззаботно щебетала, что мы сейчас поедем к бабушке…
Картинки этого дня впечатались в мою память: муж везет нас на машине к моей маме, я пытаюсь играть с сыном, читаю ему книжку на заднем сидении, он сосет Чупа-чупс, я не хочу его пугать, но он чувствует, что что-то не то. Больше всего мне тогда хотелось уползти в нору, свернуться калачиком и выть. Не плакать – выть. В тот день я поняла, что истинная боль не терпит свидетелей. Да, мне нужна будет поддержка, но позже, сейчас – оставьте меня, уйдите….Во время очень сильных приступов я всегда хочу спрятаться. Это еще одна мудрость, которой меня научила Мигрень….