Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления
Шрифт:
Как-то раз Уиллингэм пожаловался родителям: «Вы не представляете, что такое — иметь адвоката, который ни на минуту не верит в твою невиновность». Как многие другие заключенные-смертники, Уиллингэм в конечном счете заполнил форму — жалобу на недостаточную активность законного представителя защиты. (Когда я недавно спрашивал Мартина, считает ли он свою работу удовлетворительной, тот ответил: «Не было никаких оснований для пересмотра дела, вердикт был вынесен абсолютно правильно». И добавил по поводу возникших вокруг дела Уиллингэма споров: «Черт, просто невероятно, что об этом вообще кто-то еще задумывается».)
Уиллингэм попытался сам изучить законы с помощью таких пособий,
В 1996 году он получил (также от штата) нового юриста, Уолтера Ривза. Ривз позднее говорил мне, что его прямо-таки ужаснул непрофессионализм защиты и небрежность в составлении апелляций. Ривз подготовил для Уиллингэма habeas corpus — «Большое предписание», как иногда именуют этот документ. В византийски запутанном апелляционном процессе по смертным приговорам (нередко от вынесения приговора до казни проходит более десяти лет) самый важный этап — как раз этот: в «Большом предписании» заключенный может представить новые обстоятельства, указать, что какие-то свидетели солгали, что эксперты были несостоятельны, что против него использовались неподтвержденные данные научных исследований и тому подобное.
Неимущие арестанты, такие как Уиллингэм, — а их среди смертников большинство — не могут оплатить издержки по поиску новых свидетелей или каких-то упущенных следствием улик. Они полностью зависят от назначенных судом адвокатов — «неквалифицированных, безответственных и перегруженных другой работой», как подчеркивается в исследовании некоммерческой организации «Техасская служба защиты».
В 2000 году далласская «Морнинг ньюс» провела свое исследование и убедилась, что около четверти смертников, приговоренных в Техасе, представляли назначенные судом адвокаты, которых в какой-то момент их карьеры «подвергали взысканию, назначали им испытательный срок, отстраняли на время или навсегда от юридической практики».
Но хотя Ривз оказался более компетентным, у него практически не было возможности расследовать дело заново, и его ходатайство не включало в себя никаких новых свидетельств и улик. В нем не подвергались сомнению странное поведение Уэбба, надежность показаний очевидцев, а также возможные ошибки экспертизы. Этот документ сосредоточивался главным образом на процедурных вопросах, например правильные ли инструкции дал судья присяжным.
Техасский апелляционный суд славился именно тем, что оставлял смертный приговор в силе даже тогда, когда обнаруживались убедительные доказательства невиновности приговоренного. Так, в 1997 году анализ ДНК подтвердил, что сперма, обнаруженная в жертве изнасилования, не принадлежала Рою Кринеру, который был приговорен к 99 годам заключения за это преступление. Два суда низшей инстанции рекомендовали пересмотреть дело, однако апелляционный суд и не подумал отменять приговор — дескать, Кринер мог надеть презерватив или вообще не достичь эякуляции. Шарон Келлер, ныне главный судья, так сформулировала мнение большинства своих коллег: «Новые улики не доказывают невиновность».
В 2000 году Джордж Буш помиловал Кринера, а недавно Келлер предъявили обвинение в нарушении судебной этики: она отказалась продолжать работу после пяти часов, чтобы осужденный, которого казнили в тот вечер, сохранил возможность в последнюю минуту обратиться за помилованием.
Итак, 31 октября 1997 года апелляционный суд отклонил ходатайство Уиллингэма. Ходатайство было передано в федеральный суд, где удалось добиться временной отсрочки исполнения приговора. В своих наивных стихах Уиллингэм писал: «Еще один шанс, еще один бросок, вновь мимо пролетела пуля, вновь перенесен
Для него наступила последняя стадия апелляционного процесса. Тревога в нем нарастала, он все чаще обращался к Элизабет Джилберт и за поддержкой, и с просьбой ускорить расследование его дела. «Она никогда не поймет, как сильно изменила мою жизнь, — писал он в дневнике. — Впервые за много лет она указала мне цель, я поверил, что могу еще на что-то надеяться».
Их дружба становилась все крепче. Они вместе ломали голову над уликами и показаниями свидетелей. Джилберт посылала все свои находки Ривзу в надежде, что он сумеет разобраться в этом деле, но, как бы адвокат ни сочувствовал своему подопечному, ему не удавалось извлечь из материала никакой пользы.
В 2002 году окружной федеральный апелляционный суд отклонил ходатайство Уиллингэма даже без предварительного слушания. «Наступил последний этап моего пути», — писал Уиллингэм Джилберт. Он подал апелляцию и в Верховный суд, но в декабре 2003 года получил извещение, что высшая инстанция также отказалась рассматривать его дело. Вскоре Уиллингэму вручили судебное предписание: «Глава департамента уголовного судопроизводства в Хантсвилле, Техас, действуя через назначенного и уполномоченного вышеуказанным главой департамента исполнителя… настоящим приказывает и распоряжается, чтобы в некоторое время после 6 часов пополудни 17 февраля 2004 года в департаменте уголовного судопроизводства в Хантсвилле, Техас, был осуществлен смертный приговор путем внутривенной инъекции одной или нескольких доз в количестве достаточном, чтобы причинить смерть вышеуказанному Камерону Тодду Уиллингэму».
Уиллингэм написал письмо родителям. Прежде чем обрушить на них эту новость, он попросил их сесть. «Я очень люблю вас обоих», — писал он.
Оставалась последняя надежда: просить о помиловании губернатора Техаса, республиканца Рика Перри. Американский Верховный суд называл эту льготу «дополнительной страховкой нашей системы исполнения наказаний».
В январе 2004 года доктор Джеральд Херст, известный ученый и следователь по делам о поджогах, получил файл со всеми уликами, собранными по делу Уиллингэма. Инициатива исходила от Элизабет Джилберт: вместе с одним из родственников Уиллингэма она, услышав о репутации Херста, обратилась к нему за помощью. Им удалось убедить Херста заняться этим делом без гонорара, и Ривз, адвокат Уиллингэма, переслал Херсту все документы в последней надежде найти какие-то зацепки для прошения о помиловании.
В подвале своего дома в Остене, который служил ему лабораторией и рабочим кабинетом и был битком забит микроскопами, схемами законченных и незаконченных экспериментов и другим, понятным лишь ему одному «барахлом», Херст открыл папку с документами и заглянул в лежавшую наверху бумагу.
Выглядел этот специалист по пожарам своеобразно: ростом он был под два метра, но сутулился так, что казался намного ниже; длинные седые волосы заслоняли худое длинное лицо. Одевался он по обыкновению в черные туфли, черные носки, черную футболку и черные штаны на черных же подтяжках. Во рту — всегда табачная жвачка.
Ребенок-вундеркинд, сын бедного арендатора, росший в пору Великой депрессии, Херст все детство провел, копаясь на пустырях с промышленными отходами: разыскивал магниты, медную проволоку и тому подобное барахло и собирал из них радио и другие приборы.
В начале 1960-х он получил в Кембридже докторскую степень по химии. В этом университете он проводил эксперименты с фтором и взрывчатыми веществами, отчего однажды его лаборатория сгорела. Позднее Херст возглавлял исследовательские группы различных американских компаний, занимавшихся изобретением и изготовлением нового оружия. Он придумывал ракеты и всякого рода бомбы — «богомерзкие штуки», как он сам их называл.