Дьявол просит правду
Шрифт:
После звонка Рыб мы со Стасом окончательно ругаемся, и он выгоняет меня из дома. В самом прямом смысле: напивается в стельку, запирает дверь на внутренний замок и не пускает меня, когда я приезжаю вечером с работы. Только кричит мне из-за двери пьяным голосом:
— Иди живи в свой ЖП! Мне все это надоело! Надо мной уже люди смеются, что у меня такая жена!
Я догадываюсь, кто эти люди. Видимо, они как следует проехались Стасу по мозгам и ушам. Мой муж напивается крайне редко и только тогда, когда его, действительно, что-то очень сильно напрягает.
Я не хочу нервировать младшего брата или кого-то из подруг и еду назад в редакцию. Охрана пускает меня без проблем: журналисты часто остаются в ЖП ночью, если готовится какой-нибудь срочный материал.
Полночи сижу за своим компом, а потом сворачиваюсь калачиком на диванчике в Айрапетовой приемной.
Там меня с утра пораньше и застает главред. Как нарочно, он приезжает даже раньше Ритки:
— О, живем на производстве? Похвально! — глумится Айрапет. Но в его тоне — вопрос.
Объясняю ему, как есть: муж устал от моего постоянного отсутствия, назло мне нажрался в хлам и не пустил меня домой.
— Все понятно, — резюмирует главред, — народный бунт — бессмысленный и беспощадный.
Но, видимо, ему все-таки меня немного жаль. Он сам варит мне кофе и приносит на диванчик:
— Не расстраивайся, Манана, будет у тебя крыша над головой! Поедешь в Чумикан! Знаешь, где это?
— Судя по многообещающему названию, где-то на Крайнем Севере. Где в чумах живут.
—
Я вытаскиваю из конверта письмо. Оно, правда, из города Чумикана.
— Вот-вот, ознакомься! Тебе, в твоем нынешнем семейном положении, должно быть особенно интересно! — ехидничает Айрапет. — Мне это «житие» из отдела писем лично в руки с пометкой «очень интересно» прислали. Съезди, разберись на месте.
Я открываю на компьютере карту России:
— Андрей Айрапетович, но это же х/з где, на самом берегу Охотского моря!
— Ну я же говорю, — Айрапет настроен оптимистически, — очень удачно! И до Борзи — второй твоей цели — оттуда рукой подать. Всего три дня на оленях! — главред радостно гогочет.
— Вы меня сослать решили, что ли? — надуваюсь я.
— Не сослать, а послать на общественно-полезные работы, — уточняет Айрапет. — Итак, второй твой вояж — в Борзю. Письмо от борзинской спасительницы семьи уж очень путаное: она, видно, не шибко-то грамотная. Но зато какая жизненная мудрость! Возьми у Ритки ее адрес и просто поезжай в гости. С борзинками — с ними, знаешь, как — лучше за самоваром посидеть, потрещать по душам… А писать — это не по их части, они и в школе-то небось не учились. А также окажи посильную помощь всем нуждающимся в ней действующим лицам. Они же к нам не просто так пишут, а просят помочь.
— И что я могу для них сделать — в Чумикане-то? Построить новый чум? — мрачно осведомляюсь я.
— Можешь и построить, я не возражаю, — соглашается Айрапет, — главное — помоги им построить их скромное борзинское счастье! Дурочка, это такой шанс: жизнь сама задает формат! Это как раз тот замечательный случай, когда в семье не то, что не без урода, а все уроды!
— Это, конечно, не может не радовать…
— Естественно, не может! Помни наше главное правило: читателей должно колбасить — от негатива к позитиву. Пусть учатся на чужих ошибках. Сделаешь вынос полезных прикладных выводов. А самим героям дай пару добрых советов, подари пару номеров ЖП и купи продуктов. По мне, этого вполне достаточно. Хотя, конечно, стротельство чума всегда остается на твое усмотрение.
А что, я построю! Что нам, диким кабанам, когда родина в опасности?
Читаю письмо из Чумикана.
Ну что я могу сказать? Я в шоке. Вот так страсти в городе Чумикане!
Вот это письмо, в первозданном виде. Мною исправлены только грамматические ошибки и стилистические ляпы:
«Я знаю, что в нашем небольшом городке никто не сможет мне помочь — даже самые близкие подруги и мама. Уж больно дикая у меня ситуация…
Мой муж Алёша рано остался без матери, и его воспитание фактически взяла на себя его сестра, хотя она всего на шесть лет старше. Их отец много работал, часто уезжал в командировки и не мог много времени уделять детям. Зато он хорошо обеспечивал их материально. Когда мы только начали встречаться с моим мужем, тогда ещё только будущим, его сестра Татьяна была уже замужем и имела 3-ёх летнюю дочь. В браке, правда, она была не очень счастлива: её муж гулял на стороне, и в нашем городке многие об этом знали. Однако разводиться она не желала, пытаясь сохранить семью ради ребёнка. Все полгода, что Алёша за мной ухаживал, меня поражало, что он угадывает все мои желания и настроения, как будто он не мужик, а моя лучшая подруга. Например, я не испытывала никакой неловкости, обсуждая с ним мои болезненные „критические“ дни, а когда во время свидания у меня „поехали“ колготки, он по собственной инициативе сбегал в магазин за новыми — причём не ошибся ни в размере, ни в цвете. Я понимала, что такая осведомлённость в разнообразных мелких женских трудностях является следствием того, что он фактически вырос вдвоём с Танькой. Он сам рассказывал, что она не имела привычки ничего от него скрывать и до замужества даже делилась подробностями своих романов. Иногда, правда, Лёша начинал раздражать своими „советами постороннего“, вроде „лучше бы тебе купить такой-то крем“ или „краситься нужно вот так“, и всё потому, что так делала его дорогая сестрица. Но, в целом, мне нравилось, что он такой внимательный, а не какой-нибудь грубый мужлан, каких полно в нашем городе. За всё время нашего знакомства я не разу не испытала ни единого укола ревности, хотя Лёшка — очень даже видный мужчина. Ни разу он не взглянул с вожделением на другую девушку, даже на самую красивую. Складывалось впечатление, что он очень домашний, семейный человек, которого интересую лишь я, ну и его родные.
Через полгода мы с Лёшей поженились. На свадьбе Татьяна после пары бокалов вина пустила слезу и сказала мне: „Отдаю тебе самое дорогое, что у меня есть!“ Потом началась семейная жизнь. Между собой мы почти никогда не ругались, Лёшка по-прежнему не давал почвы для ревности или упрёков, я тоже старалась быть хорошей женой. Отец Лёшки подарил нам отдельную однокомнатную квартиру в том же подъезде, где этажом выше жила Танька с семьёй. Свекр сказал: „Вот и хорошо, на первых порах Таня поможет тебе наладить хозяйство“. Я и вправду выросла за мамой, за бабушкой, и к особым хозяйственным подвигам подготовлена не была. А дальше понеслось! Энергичная Танька уже на второй день при моём муже объявила, что я на редкость бестолковая, и чем научить меня варить борщ, легче ей бросать свою семью и каждый день приходить к нам готовить обед. На мои слабые возражения, что не надо жертв, она заявила, что я должна быть счастлива и благодарна, что у меня есть добровольная помощница. И посоветовала мне не возникать, а постараться научиться хоть чему-нибудь. Лёша её поддержал.
В нашем доме Татьяна крутилась каждый божий день. Она исправно появлялась каждое утро, отведя ребёнка к свекрови под предлогом „неотложной помощи молодой семье“, и влезала абсолютно во всё. К тому же она как раз уволилась с работы, а я работала в библиотеке (про мою работу Таня отзывалась как про „удобный повод просиживать штаны, лишь бы по дому ничего не делать“). Приходя домой, я каждый раз обнаруживала то новые занавески, которые повесила умница Таня, то Лёша встречал меня криками: „Посмотри, как надо раскладывать вещи в шкафу — Таня тебя научит!“ Лёшка работал сутки через трое и тоже часто днём бывал дома. Однажды Татьяна взяла у Лёши деньги и сказала, что сама выберет в магазине для нас посуду, покрывала и постельное бельё, потому что у меня нет вкуса и, вообще, мне нельзя доверять деньги. Когда я пыталась подать голос, Таня и Лёша хором недоумевали, чем я недовольна, если за меня и так всё делает добрая Таня. Вечерами, когда по хозяйству уж точно помогать было нечего, и мне хотелось побыть с мужем вдвоём, Татьяна всё равно не уходила. Она начинала жаловаться на неверного мужа, на свекровь, на то, что ей одиноко, не с кем поговорить и не с кем поделиться. Лёшка внимательно её выслушивал и сочувствовал. Из вечера в вечер я чувствовала себя лишней: я понимала, что, видимо, так они коротали вечера вдвоём и раньше, а я своим появлением испортила их семейную идиллию. В один прекрасный вечер, когда Таньки почему-то не было с нами, я решила поговорить с Лёшей. Очень аккуратно, как мне показалось, я сказала ему, что Татьяне следовало бы бывать у нас реже. Я и не ожидала, какая буря за этим последует! Он кричал, что я неблагодарная свинья и не понимаю, что Танька самоотверженно бросает свою и без того проблемную семью, чтобы создать нам нормальный быт, потому что видит, что я не в состоянии обеспечить её брату такой уход, к которому он привык. Что квартира эта подарена их отцом, и Танька имеет к ней отношение ничуть не меньше, чем я. До кучи я узнала, что я, оказывается, гоню Таню из зависти, потому что не умею и половины того, что умеет она, и даже выгляжу хуже её, хотя и на шесть лет моложе. Оказывается, такой идеальной женщине как Таня не повезло в личной жизни, потому что судьба несправедлива, и лучшие мужчины (такие как Лёша) достаются таким дурам, как я. Я в долгу не осталась и разоралась, что, если бы хотела бы жить с Таней, я бы за неё и выходила замуж, а раз квартира не моя, то я и вовсе из неё уйду к маме. Но, наверное, Лёша меня всё-таки любил, потому что уйти он мне не дал и даже обещал на следующий день поговорить с сестрой.
Следующий день я запомню на всю свою жизнь. С утра, уходя в библиотеку, я столкнулась в дверях с Татьяной, идущей к нам. Лицо у неё было заплаканное: видно снова поругалась с мужем. У Лёши как раз был выходной, и я понадеялась, что сейчас-то он и поговорит с сестрой, и, возможно, Татьяна всё поймёт и переключится на собственные проблемы. Моя работа находится недалеко от дома, но обычно я обедаю с девчонками в столовке напротив, не желая лишний раз встречаться у себя дома с Танькой. Лёша об этом прекрасно знал и даже иногда заезжал в эту столовую поболтать со мной в обеденный перерыв. В тот день я просто не смогла удержаться от соблазна и не сбегать домой, посмотреть, чем же закончился Лёшин разговор с Татьяной.
Я открыла дверь своим ключом и сразу услышала приглушённые стоны, доносящиеся из комнаты. Подумав, что Татьяна продолжает рыдать на плече у братца, я смело открыла дверь и вошла. То, что я увидела на нашей супружеской постели, не лезет ни в какие рамки. Двое занимались сексом: причём один из них был мой муж, а другая — его родная сестра. Татьяна стонала, но не от слёз, а от наслаждения. Алексей же, не прекращая своих движений, говорил ей слова, нежные и ласковые, но весьма странные при таком занятии: „Не бойся, милая, всё образуется. Рано или поздно он к тебе вернётся. Надо потерпеть, он всё равно поймёт, что ты его жена и мать его ребёнка“. В ужасе я вылетела из этой проклятой квартирки и побежала, куда глаза глядят.
Поздно вечером того же дня Алексей разыскал меня у мамы, где я уже который час рыдала на диване, ничего, правда, не объясняя родным. Сначала я вообще не хотела с ним разговаривать, но потом, каюсь, взыграло любопытство. „Такое“ я видела первый раз в жизни, и мне стало просто интересно, как он собирается мне это объяснить?
Говорил он долго, я его не перебивала. Началось всё очень давно, когда Лёше было 13 лет, а Татьяне 19. У него как раз были подростковые прыщи и комплексы, девочки не обращали на него внимания, а мальчишки дразнили „неопытным щенком“. В их классе многие мальчишки уже вовсю хвастались своими якобы „бурными похождениями“ с „подругами старшей сестры“, „вожатыми в пионерлагере“ и другими женщинами намного старше их самих. Конечно, всё это были фантазии, обусловленные всплеском гормонов, но Алёша верил этим историям и переживал, что до сих пор девственник. Как-то перед отъездом на целый месяц в летний лагерь на вопрос сестры, почему он такой мрачный, Алёша не выдержал и поделился с ней своими проблемами. Всё-таки она была ему самым близким человеком. Татьяна расхохоталась и сказала: „Тоже мне, повод расстраиваться! Я тебя мигом всему обучу, и ты будешь круче всех этих врунов!“ У неё уже имелся кое-какой сексуальный опыт, хотя, возможно, с Лёшей она и не хотела доводить дело до конца. Она просто разделась и стала показывать, где нужно ласкать женщину и как надо целоваться, чтобы сойти за опытного соблазнителя. Как всё произошло, Лёша и сам толком не понял — должно быть, природа сделала это за него. Но с тех пор так и повелось: когда у него были проблемы с девочками, кто-то отвергал его ухаживания, он прыгал в постель к сестре, где находил и утешение, и поддержку. Она всегда говорила, что он самый лучший, и в постели лучше всех её кавалеров. Со временем он перестал воспринимать периодический интим с сестрой как нечто из ряда вон выходящее, тем более это не мешало ни ему, ни Татьяне иметь бурную личную жизнь. Эти эпизодические отношения сами собой сошли на нет, когда Татьяна вышла замуж, а вскоре и в Лёшкиной жизни появилась я. Я была первой, кого, как он утверждает, он полюбил по-настоящему. Потому и предложил пожениться.
В тот роковой день Лёша правда начал разговор с Татьяной о том, что ей не надо уделять так много времени нашей молодой семье. Стал уверять, что постепенно мы научимся справляться и без неё. В ответ она разрыдалась и заявила, что это из-за нас у неё проблемы в семье. Перевернула всё так, что из-за того, что она целыми днями из последних сил помогала нам, ей пришлось забросить мужа, вот он и пошёл „налево“. Лёша пытался возразить, но она выкрикнула ему, что, когда ему было плохо, она ничего не жалела для него, чтобы помочь — даже своего тела. А теперь она — брошенная, неудовлетворённая женщина, и он, неблагодарный брат, гонит её прочь. Напомнила ему, как „помогала“ избавиться от юношеских прыщей и в ответ предложила „помочь ей избавиться от стресса и депрессии“. Алексей клялся мне, что упирался до последнего, пытался объяснить ей, что они уже взрослые люди, что это ненормально, в конце концов. Не обращая внимания на его слова, она разделась, легла на постель и стала шептать: „Иди ко мне! Ты всегда был и останешься для меня самым лучшим“. То, что было дальше, я видела своими глазами.
Услышав эту историю, я осталась в полном недоумении, что мне делать дальше? То, что она не предназначена для ушей ни моей мамы, ни одной из моих подруг — совершенно очевидно. Алексей уверяет, что любит меня, предлагает всё забыть и клянётся, что это больше не повторится. Он говорит, что я должна расценивать увиденное не как измену, а как „братскую помощь“ — ведь это была не посторонняя женщина, а его сестра. Мне же от этого только хуже: мне кажется, я быстрее поняла бы обычный „грешок“ мужика с другой женщиной, чем такой „междусобойчик“ в кругу семьи.
С одной стороны, Лёшку я всё-таки люблю, и ломать семью из-за его озабоченной сестрицы мне не хочется. Но с другой стороны, где гарантия, что у кого-то из них опять не будет стресса и „братская“ или „сестринская“ помощь не возобновится? Понятно, что Таньку эту я больше видеть не хочу ни при каких обстоятельствах, да и она меня тоже. Кстати, после того, как Татьяна поняла, что я обо всём узнала, она стала требовать, чтобы Лёша немедленно со мной развёлся.
Что мне делать? Очень прошу, помогите!!!
Делать нечего: я покорно отправляюсь в очередную командировку. Оно и к лучшему: жить мне все равно негде. А Стас пусть пока обзвонит Рому и моих подруг и поломает голову — куда же делась изгнанная жена?
На сей раз мой путь лежит по следам чумиканских страстей.
В город Чумикан я приезжаю на автобусе из Улан-Удэ, куда приземлился мой самолет. Пейзажи за окном поражают меня своей суровостью и практически полным отсутствием красок. Как будто кто-то, лишенный воображения, нехотя и неаккуратно делал скупые наброски простым графитовым карандашом.
Останавливаюсь в затрапезной трехэтажной гостинице, о «звездах» тут нет и речи. Это бывший «Дом колхозника», ныне слегка подремонтированный и переименованный в «Хулин Нур». Администраторша заведения поясняет мне, что Хулин Нур — это не ругательство, а название крупного маньчжурского озера. В отличие от бакинского караван-сарая, в чумиканском доме колхозника не страшно, а просто как-то грустно и безысходно. И даже чумиканская природа кажется мне равнодушной.
Никаких чумов в городе не оказывается. Вместо них — тоскливейшие ободранные хрущобы непонятного цвета. По мне, уж лучше были бы чумы — все ж какая-то экзотика!