Дьявол знает, что ты мертв
Шрифт:
– Неужели это правда? Что-то здесь не так. Его не могли убить.
– О чем ты?
– Ради всего святого, Мэтт! – воскликнула она. – Он был умным и достаточно молодым мужчиной с отличной работой, с роскошной квартирой, с женой, безумно влюбленной в него! И он всего-навсего вышел на прогулку, а потом… Они вроде бы упомянули, что он собирался позвонить по телефону, верно?
– Да.
– Вероятно, хотел узнать, не нужно ли купить что-нибудь для ужина в индийском ресторане. Господи, как думаешь, она слышала выстрелы?
– Откуда мне знать?
Элейн
– В меня это вселяет безотчетную тревогу. Ведь все воспринимается по-другому, если лично знал человека, правда? И кроме того, здесь что-то неправильно.
– Убийства не бывают правильными.
– Я не имею в виду моральный аспект. Мне представляется, что совершена ошибка. Какого-то космического масштаба ошибка. Он был не из тех людей, в кого стреляют на улице. Понимаешь теперь, что я имею в виду? Это значит, что в опасности мы все.
– С чего ты это взяла?
– Если такое случилось с ним, – ответила она, – то может случиться с каждым из нас.
Похоже, весь город разделял ее точку зрения.
Утренние газеты были заполнены отчетами о преступлении. Причем не только бульварные издания, но даже «Нью-Йорк таймс» вынесла репортаж на первую полосу. Местные телевизионные компании сообщали любую новую подробность. Тем более что офисы и студии многих из них находились от места убийства всего в нескольких кварталах, а потому их сотрудники взволновались едва ли не сильнее, чем зрители.
Не могу сказать, чтобы сидел у телевизора как приклеенный, но даже я смог увидеть интервью с Лайзой Хольцман, с жителями окрестных домов и с полицейскими чинами всех мастей – от сыщика отдела убийств полиции Манхэттена до начальника участка, отвечавшего за север центральной части района. Все копы твердили одно и то же: что это ужасное преступление, что оно не может остаться безнаказанным и что все силы охраны правопорядка круглосуточно трудятся над этим делом и продолжат работать, пока убийца не окажется за решеткой.
Много времени на это не потребовалось. По официальной оценке, смерть наступила в 21.45 в четверг, а в течение двадцати четырех часов уже было объявлено об аресте преступника.
«Подозреваемому жителю “Адской кухни” предъявлено обвинение, – прошел анонс в новостной программе. – Смотрите выпуск в одиннадцать».
И в одиннадцать мы послушно уселись перед телевизором. Нам показали подозреваемого с руками, скованными наручниками за спиной. Потом он повернулся лицом к камере: глаза округлены от страха и отчаяния.
– Боже! Ты только посмотри на него! – сказала Элейн. – Это какой-то ходячий кошмар, а не человек. В чем дело, милый? Только не говори, что ты его знаешь. Не может быть!
– Я с ним не знаком, – ответил я, – но в лицо узнаю. Он мелькал у нас в округе. Кажется, его зовут Джордж.
– И что он собой представляет?
Я не мог ответить ей, зато все знали репортеры телевидения. Его полное имя Джордж Садецки, сорок четыре года, безработный, ветеран войны во Вьетнаме, нищий попрошайка, известный в кварталах, прилегавших к Западным Пятидесятым улицам. Его обвинили в предумышленном убийстве без отягчающих вину обстоятельств путем нанесения огнестрельных ранений, повлекших за собой смерть Глена Хольцмана.
Глава 4
В субботу утром я взял напрокат машину, и мы уехали из города, перебравшись на сто миль выше по течению Гудзона. Три ночи мы провели в гостинице, перестроенной в колониальном стиле, в районе Колумбия [7] , спали в постели под балдахином на четырех столбах, пользовались рукомойником за отсутствием водопровода и керамическим ночным горшком. Телевизора в номере тоже не было. Так что все трое суток мы не смотрели новостей по «ящику» и не читали газет.
7
Не следует путать с округом Колумбия, в котором находится столица США – г. Вашингтон.
В Нью-Йорк мы вернулись ближе к вечеру вторника. Я завез Элейн домой, сдал машину в прокатную фирму, а когда оказался у себя в отеле, то застал в фойе двух стариков, обсуждавших убийство Хольцмана.
– Я этого убийцу встречал много раз за последние годы, – говорил один из них. – То начнет протирать без спроса лобовые стекла машин на перекрестках, то проcто клянчит мелочь у прохожих. Но я все время чувствовал: что-то с этим сукиным сыном не так. Когда живешь в таком городе, как Нью-Йорк, поневоле вырабатываешь инстинкт на опасность.
«Жестокая расправа на Одиннадцатой авеню», как окрестила дело «желтая» пресса, все еще мусолилась в средствах массовой информации, несмотря на отсутствие новых деталей. В нем соединились два элемента, которые захватили и не отпускали воображение обывателя. Во-первых, жертвой стал молодой городской профессионал высокой квалификации, то есть человек из числа тех, с кем ничего подобного произойти никак вроде бы не могло. А во-вторых, убийца оказался представителем отвратительной и огромной армии бездомных и нищих. Рядовым солдатом этой грязной и внушавшей страх армии.
Бездомные и обездоленные слишком долго обитали среди нас, а их число непомерно возросло за последние годы. И у благополучного населения города, по словам работников благотворительных организаций, наступила стадия «истощения способности к состраданию». Подспудно внутри нас зрела ненависть к бездомным бродягам, а теперь для ненависти появился и необходимый мотив, понятная каждому причина. Мы часто ловили себя на мысли, что от них исходит некая смутная, до поры не слишком серьезная, но угроза. От них дурно пахло, они разносили инфекционные болезни, по ним ползали вши. Их существование могло вызывать чувство вины, но гораздо более мощным было ощущение, что во всей системе наступил какой-то важный сбой, и они появились рядом с нами только потому, что рушились сами устои цивилизации.