Дьявол
Шрифт:
Ничего, кроме ностальгии, не омрачало славные дни голубого неба, голубого океана и ярчайшего солнечного света, пока «Шайтан» спешил под постоянным и попутным ветром, оставляя за собой мили между Африкой и Мадейрой. День сменялся днем, с белыми брызгами пены, клубящимися под золоченым трезубцем носовой скульптуры, и Рори расслабился в чисто мужской атмосфере корабля.
Но Боже, как ему не хватало гарема! Ночи пурпурных теней и мягких теплых восприимчивых тел подле него; прикосновения рук и губ Альмеры – вот чего не хватало его телу, но, кроме физического желания, он испытывал еще более сильное чувство. Он тосковал по самой Альмере. Она всегда присутствовала в его мыслях, вычеркивая из памяти все безымянные тела, попадавшие на мгновение в объятия. К этому чувству добавлялась ностальгия: тоска по просторному глинобитному дворцу в Сааксе. Да, ему так всех не хватало. Помогала активная работа. Утром,
Рори уже начал узнавать некоторых негров, и, проходя мимо, он обычно клал дружески руку кому-нибудь на плечо, легонько трепал курчавую голову или приседал на корточки, чтобы переброситься несколькими словами на языке хауса или по-арабски. В ответ рабы протягивали руку, прижимались к нему или улыбались, показывая ряд белых зубов, сверкающих в полумраке. Когда они выходили на палубу, Рори предлагал им подурачиться, побороться или потанцевать под удары в железный чайник, наполненный свайками.
До сих пор плавание проходило удачно. Ни болезнь, ни смерть не унесли ни единого человека. А самое главное – чернокожие пребывали в хорошем настроении. Все они были рабами до того, как покинули Африку, и чистота корабля, обилие еды и перспективы лучшей жизни не оставляли места для депрессии, грусти и всепоглощающего желания смерти, которое часто заставляло тоскующих по родине негров бросаться за борт.
Длинными вечерами Рори поддавался искушению поспать, коротая время под парусиновым навесом на юте. Каюта его без сквозной вентиляции, которой наслаждались рабы, была жаркой и душной. Иногда Тим дремал рядом с ним, а когда они просыпались, то заводили долине разговоры. Несмотря на свой большой опыт матроса, Тим был наивным парнем, настоящим ребенком. Добрый сердцем, истинный ирландец, он преклонялся перед Рори, потому что впервые в своей жизни нашел в нем друга.
Из разговоров с Тимом Рори узнал, что до этого никто еще не обращался с Тимом как с равным; ему не встретился никто, кого бы он мог уважать, считать примером для себя и другом, который в свою очередь платил бы ему дружбой и уважением. До Рори никто. Его знакомства в носовом кубрике кораблей, на которых он плавал, и в различных портах, в которые заходил, были шапочными знакомствами, носили скорее физический характер, чем какой-либо другой, ведь Тим научился получать удовлетворение с кем бы то ни было. Тим многому научился у Рори. Многое он почерпнул и в Базампо, где он считался авторитетом, и в Сааксе, где с ним обращались как с равным при дворе султана. Постепенно он стал забывать свой портовый жаргон и приобретать манеры джентльмена. И не только манеры, он сам быстро становился им.
Все больше сближаясь с Тимом, Рори по-новому оценил мрачного Джихью. Если Тим был сама доброта и привязанность, Джихью отличался нравом тихим и задумчивым; но Рори ощущал в нем скрытую надежность и чувствовал, что по-своему Джихью был так же надежен, как и Тим.
Поздними вечерами они все втроем садились на палубе, разговаривая или просто сидели молча, когда дружеское расположение не требовало никаких слов. Иногда они приглашали наверх нескольких наиболее талантливых рабов, которые плясали для них, пели свои странные варварские песни, к которым присоединялся Млика, если знал слова. Для Рори это казалось странным опустошением, когда нет ни желаний, ни мыслей, ни слов. Это было время простого существования без забот и хлопот: когда ешь, спишь и пьешь немного вина. Достаточно было наслаждаться теплым солнцем, греющим спину, и яркими звездами, высыпавшими на ночном небе. Это было время, когда можно вытопить из себя все африканские эксцессы, почувствовать пресыщение, когда мозг отказывался принимать стрессы и жаждал лишь бесконечной скуки, при которой не было бы места ни физическим, ни умственным желаниям. Рори переставал даже думать; он позволял другим думать за себя. Он разрешал Джихью управлять кораблем, позволял Млике ухаживать за ним и удовлетворять все его потребности и давал возможность Тиму самому следить за состоянием живого груза. Рори достаточно было просто сидеть рядом с Тимом, слушая его голос, который произносил слова, к которым он иногда прислушивался, а иногда даже не вникал в их значение. Пока «Шайтан» бежал по волнам при попутном ветре, Рори пребывал в приятной летаргии.
В одно солнечное утро, каких было много во время их плавания,
Они собирались находиться в порту ровно столько, чтобы пополнить запасы еды и воды. Рори специально договорился, что они возьмут на борт как можно больше фруктов и свежего мяса наряду с несколькими головами скота. После Фуншала их ждала только ширь Атлантического океана, пока они не прибудут в Порт-оф-Спейн в Тринидаде.
Капитан Джихью отправил Дженкинса договариваться о необходимых закупках и отклонил приглашение Рори сойти с ним на берег, сказав, что ему нужно остаться на корабле. Он показал на ярко размалеванный дом рядом с портом и добавил, прищурив один глаз, что если девушка по имени Роза все еще там, то это лучшее из всего, что там есть. Рори понимающе кивнул. Когда он ступил на берег, то на некотором расстоянии впереди заметил Тима и Маноэля, идущих вместе. Он вспомнил приглашение Тима подняться на гору, когда они были в Фуншале в прошлый раз. В этот раз Тим не пригласил его, и, несмотря на предупреждение не якшаться с матросским кубриком, Рори был рад, что Тим нашел себе товарища. Позже он жалел, что не пошел вместе с Тимом и Маноэлем. Роза оказалась неряхой, с лицом цвета грязи, с роскошными вороными усами, которая продолжала молодиться под тридцатилетнюю. У нее были профессиональные ласки, но чересчур поверхностные до тех пор, пока он не скинул штаны, после чего она изобразила страсть и впилась ногтями ему в спину, стеная, и протестуя, и делая вид, что страдает от боли, как будто ее насиловали впервые в жизни. Тем не менее, крича и стеная, она не забыла проинформировать его между вздохами, что, раз он делает ей так больно, не мешало бы заплатить двойную цену. Дни воздержания в открытом море сказались на Рори, и скоро акт закончился. Он спешно стал одеваться, бросил золотой на голый живот женщине и снова оказался при дневном свете. Самым странным оказалось то, что ему пришлось представить под собой леди Мэри, чтобы достичь оргазма. Именно ее тело он любил сейчас, а не этой неряхи. Но Рори был рад, что все кончилось. Теперь он мог прогуляться по булыжным мостовым улиц, утопающих в фиолетовом цвету джакаранды, вполне довольный собой и жизнью.
Он поравнялся с Дженкинсом и матросом Барнсом, стоявшими в дверях и о чем-то увлеченно разговаривавшими. Они не видели, как он подошел, и обычно невозмутимый Дженкинс что-то говорил безапелляционным тоном Барнсу, мерно стуча кулаком по ладони другой руки, а затем предостерегающе грозя пальцем. Они подозрительно внезапно прекратили разговор, когда Дженкинс заметил Рори и сделал знак Барнсу замолчать. К большому удивлению Рори, Дженкинс был сама любезность.
– На борт поступит большое количество съестного, сэр, – он отдал честь и показал рукой вдоль улицы.
Рори увидел странную процессию из тяжелых деревянных саней, в которые были запряжены быки. Перед каждым из быков бежал мальчишка и подкладывал промасленные подстилки под полозья, потом, после того как сани проезжали по подстилке, подбирал и снова подкладывал впереди. Сани скрипели по булыжной мостовой, и Рори увидел, что они были наполнены телятами и курами, корзинами с фруктами и бурдюками с водой. Остаток дня команда загружала корабль, ставя скот в загон, который впопыхах сколотил плотник, кур сажая в клетки, а фрукты и овощи складывая в трюм. Вернулись Тим и Маноэль, к закату «Шайтан» был загружен, и им удалось выйти в море с отливом. Яркие огни на горе замерцали, потускнели и пропали. Даже запах суши выветрился. Следующим берегом, который они увидят, если позволит Аллах, будет Тринидад.
Здравый смысл подсказывал Рори, что Дженкинс и Барнс всего-навсего выполняли свои обязанности, когда он видел их на берегу. Дженкинс сохранял постное выражение лица в течение вечерней трапезы, и Рори оставил свои смутные подозрения относительно этого человека. Возможно, они возникли потому, что он просто не любил Дженкинса и всегда думал о нем в самых мрачных тонах. Из-за усталости, которую нагнала на него португальская потаскуха, он отправился спать рано. Почти сразу же уснул. Вдруг ночью он проснулся, слыша, как Тим вошел в соседнюю каюту, потом вышел и закрыл за собой дверь. Он снова уснул.