Дьявольская живопись
Шрифт:
– Идём! – сказал он на ходу своей ученице, бросив на неё короткий взгляд через плечо.
В зарослях экзотических растений, между лианами и пышными тропическими цветами он прислонил зеркало к стволу цветущего деревца, отошёл на два шага, окинул одобрительным взглядом фантастический пейзаж с серебристым стеклом в раме и довольным
– Теперь в самый раз! Тащи свой стул или что-то другое. Подрамник нужного размера сейчас подберём. Будешь писать автопортрет в овале зеркала.
Анна послушно отправилась за красками, креслом и прочими необходимыми вещами. Вот уже больше недели она не выходила из этого дома, спускаясь из мастерской ненадолго, только за тем, чтобы поесть и выспаться, восстановить силы для нового круга мучений, приводящих к одному и тому же плачевному результату: непослушные одушевлённые образы неизменно от неё ускользали.
Идея Макса была проста, как всё гениальное: нужно заставить ученицу проникнуться нежными чувствами к изображаемой на портрете модели. Другого средства, кроме зеркала, он не видел. Возможно, когда-нибудь она поймёт, что успешными становятся только те художники, которые живут жизнью героев своих картин.
Вернулась Анна, нагруженная стулом с удобной низкой спинкой, большим подрамником, безошибочно выбранным ею, и пачкой листов для эскизов. Через четверть часа она села перед зеркалом, приколола лист на большой кусок картона и принялась за первый эскиз. Макс смотрел на появляющиеся контуры рисунка несколько минут, потом повернулся и тихо ушёл. Он знал, что в его присутствии здесь сейчас не нуждаются.
***
В саду за стеклом крупные бабочки бесшумно перелетали с цветка на цветок, чуть трепетали их яркие крылья. Анна ничего не замечала: из зеркала, как с живописного полотна, на неё смотрела красавица со знакомым и любимым лицом – хотелось немедленно перенести его на полотно таким же живым и красивым. Чахлые фигурки женщин в шёлковых одеяниях больше её не интересовали. Первый лист был приколот на картоне совсем недолго – эскиз показался удачным, вот только зеркало нужно передвинуть и волосы подколоть чуть небрежнее.
Солнце уже опустилось совсем низко над рощей за окном, когда художница позволила себе передышку. Эскизов и набросков автопортрета было уже множество. Самой большой трудностью оказалось позирование себе самой: нужно держать тело перед зеркалом и переносить силуэт на холст или бумагу деревянной от напряжения рукой.
Анна встала, подошла к распахнутому окну, взглянула на цветущую лужайку внизу. На большом оранжевом цветке распласталась изумительной красоты бабочка с бархатистыми пурпурными крыльями. Девушка высунулась из окна и уронила вниз кисточку, которую сжимала в руках всё это время. Крылья бабочки дрогнули, затрепетали – и через несколько секунд она скрылась из глаз. Только яркая головка цветка ещё покачивалась внизу под окном.
Художница вернулась к зеркалу, ставшему ей помощником в работе. Задумчиво оглядела разбросанные вокруг кисти и тюбики с красками.
– Теперь я знаю, как это нужно сделать, – сказала она сама себе, резко повернулась и выбежала из оранжереи.
Анна спустилась на первый этаж, в комнату, служившую ей спальней, рывком открыла сразу обе дверцы шкафа. На пол полетели пёстрые вороха платьев, блузок, шарфов. Из яркой кучи были извлечены узкие чёрные атласные брюки, такой же жилет, золотистая сорочка, – всё это, вкупе с чёрной полумаской, совсем недавно служило ей на маскараде костюмом разбойника. Немного подумав, она отложила маску и заменила её ярко-алым шейным платком и длинным шарфом почти такого же цвета. Из него получится подходящий кушак.
Конец ознакомительного фрагмента.