Дьяволы судного дня
Шрифт:
Я кашлянул.
— Предположим, мы откроем танк, а там находится демон?
Мадлен смотрела невидящими глазами.
— Что— то там наверняка есть, Дан. Иначе мы бы не услышали никакого голоса. Но демон не имеет формы и обличия. Возможно, внутри нет ничего такого, что мы могли бы увидеть своими глазами.
— Думаешь, это действительно так?
— Нужно выяснить.
Я сделал большой глоток вина и почувствовал, как зашевелились волосы у меня на груди.
— Что они добавляют в это пойло? Его невозможно пить.
Мадлен
— Тише. Мадам Саурис во время войны часто развлекалась в компаниях американских сержантов, поэтому неплохо знает английский.
— Во время войны 1812 года?
Но Мадлен не обратила внимания на мои слова и вновь вернулась к старой теме:
— До сих пор у меня никогда не возникало желания открыть танк. Кроме того, раньше я не встречала никого, кто помог бы мне набраться смелости и сделать это. Мой отец никогда не прикасался к нему. Элоиза и подавно. Но она рассказывала, как можно отвратить демонов и злых духов, пока мы будем открывать танк. Я уверена, что отец Антуан тоже окажет помощь, если ты его попросишь.
Я закурил сигарету.
— Я не понимаю, зачем это тебе нужно? Если этот танк тебе не нравится, почему бы не уехать отсюда? В конце концов, Мадлен, в Пуан— де— Куильи тебя ничто не удерживает.
— Дан, это важно. Танк находится на ферме моего отца. Это мой дом. Даже если я уеду отсюда навсегда, ферма все равно будет местом, где я выросла.
Она сделала небольшой глоток вина и задумчиво посмотрела на меня.
— Из— за этого танка, — продолжала Мадлен, — я видела уже в раннем детстве страшные сны.
— Сны? Что это были за сны?
Она опустила глаза:
— Это были странные сны. Кошмары. Но какие— то возбуждающие кошмары.
— Сексуально возбуждающие?
— Иногда. Мне снилось, что я занимаюсь любовью с отвратительными существами и странными созданиями. Иногда снилось, как меня душили или убивали. Была борьба, но она тоже возбуждала. От меня буквально отрывались куски, хлестала кровь.
Я потянулся через стол и взял ее тонкие.запястья в свои руки.
— Мадлен… Ты знаешь, танк — не шутка. То, что находится там, действительно представляет большую угрозу.
Она кивнула:
— Я всегда знала это. И была уверена, что однажды встречусь с этим злом лицом к лицу… Конечно, я кажусь непоследовательной. Я старалась отговорить тебя, когда ты пошел к танку и сделал запись. Но сейчас поняла, что время— то идет…
— Ну, — сказал я, — мы думаем и говорим об одном и том же.
Она выдавила невеселую улыбку.
Позже я позвонил отцу Антуану и рассказал о том, что мы собираемся сделать. Он долго молчал на другом конце линии, а затем сказал:
— Я не могу вас отговорить от этого?
— Мадлен настаивает на этом, и я тоже.
— Скажите откровенно, сделали бы вы это, если бы не испытывали никаких чувств к Мадлен? Вы ведь делаете это для нее, сами знаете. Подумайте еще раз.
Я скользнул взглядом по замызганному полу почтового отделения в Пуан— де— Куильи, затоптанному грязными сапогами, в которых фермеры приходят получать посылки и отправлять письма. На улице тел мокрый снег, небо неотвратимо принимало темно— серый цвет.
— Когда— то все равно придется это сделать, отец Антуан. Однажды этот танк проржавеет насквозь и демон выберется наружу. Это окажется слитком неожиданным.
Священник молчал долго. Затем произнес:
— Я должен пойти с вами. Я обязательно буду там. Когда вы планируете совершить это безумие?
Я взглянул на часы:
— Около трех. До наступления темноты.
— Очень хорошо. Вы не подвезете меня на машине?
— Конечно. Спасибо вам.
Отец Антуан многозначительно промолчал.
— Не благодарите, мой друг. Я приду, чтобы защитить вас от того, кто находится внутри. Я бы не делал этого, если бы вы оставили танк в покое.
— Знаю, отец. Но мы не можем поступить иначе.
Священник ждал меня у дверей своего дома, уже одетый. На ногах у него были черные ботинки на высокой подошве, а на голове — широкополая черная шляпа. Его ряса была черной и блестящей, как крыло ворона. Экономка отца Антуана стояла позади него и недобро поглядывала на меня, вероятно удивляясь, как у меня хватило ума вытащить пожилого человека под вечер на холодную улицу. Наверно, она забыла, что внутри дома холоднее, чем снаружи. Я помог святому отцу устроиться рядом с собой и, обходя машину, как можно приветливее улыбнулся экономке. Но удостоился еще более сердитого взгляда.
Когда мы выехали с грязного серого двора, отец Антуан сказал:
— Антуанетта верит, что у нее есть права давать мне указания. Например, как носить шерстяной подрясник.
— Ну, я уверен, что Бог заботиться о вашем подряснике так же, как и обо всем остальном, — сказал я ему, включая дворники.
— Друг мой, — ответил отец Антуан, глядя на меня своими водянистыми глазами, — Бог заботиться а моей душе, а подрясник оставляет на мое собственное усмотрение.
Десять минут у нас заняло возвращение через всю деревню на ферму Пассерелей. Деревья вокруг стаяли замерзшие, увешанные сосульками, поля были засыпаны снегом. Я не заглушил мотор после того, как мы въехали во двор и развернулись. Мадлен вышла в полупальто, неся электрический фонарь и грубую сумку, полную инструментов.
Я помог ей поставить инвентарь в багажник машины. Она сказала:
— Я взяла все: ламы, молотки. Все, что ты велел.
— Отлично. Что сказал отец?
— Сказал, раз мы решили сделать это — пусть так и будет. Он такой же человек, как и все. Все хотят, чтобы танк был вскрыт, на сами сделать эта боятся.
Я взглянул на отца Антуана. Он задумчиво проговорил:
— Я думаю, так поступило бы большинство отцов. Он терпел годами. Наконец, это работа священника, и никого больше.