Дым и зеркала

Бёф Жюль Дю

Поэтому Рактон Роуд была практически свободна от движущегося транспорта, и дети использовали ее как большую игровую площадку. Понятно, что пустой дом вызывал у них повышенный интерес, но проникнуть в него никому не удавалось, поэтому интерес этот носил чисто умозрительный характер.

Как известно, пустующие дома обычно служат приютом для всякой нечисти, но представить себе, что за этими замызганными стенами может найти прибежище какое-нибудь классическое английское привидение – скелет в несвежем саване, в цепях и с окровавленным кинжалом в костлявом кулаке, или полупрозрачная заплаканная дева в развевающихся одеждах, – было решительно невозможно: любой сколько-нибудь уважающий себя призрак с презрением отверг бы даже намек на то, чтобы стать хоть как-то ассоциированным с этим сараем. Noblesse oblige, и даже призрачная репутация непременно будет втоптана в грязь, если относиться к ней без должного почтения.

Однако же, внимательный и любопытный наблюдатель мог бы, хотя

и не без труда и потратив на это значительное время, обнаружить, что с этим не имеющим адреса сооружением связаны какие-то не очень понятные явления. Например, в непосредственной близости от забора мобильные телефоны время от времени совершенно неожиданно переставали ловить сигнал, но стоило перейти на противоположную сторону улицы или просто сделать несколько шагов в сторону, например, рыбной лавки, как сигнал волшебным образом восстанавливался. А еще в сумерках иногда видны были бело-голубые световые блики, просачивающиеся через закопченное чердачное окно, как будто там, наверху, кто-то с увлечением смотрел старый черно-белый телевизор. Это было особенно странно, прежде всего потому, что смотреть телевизор там было решительно некому, поскольку в дом никто не мог войти из-за отсутствия входной двери. То-есть, когда-то дверь наверняка была, и находилась она в торце, выходящем на Рактон Роуд, но ее постигла та же участь, что и окна первого этажа: кирпичная кладка и побелка поверху, да еще и куча мусора на развалившемся крыльце.

На самом деле, входная дверь, скорее всего, существовала. Иногда какие-то люди торопливо заходили в узкий проход за домом, начинающийся от Рактон Роуд, и там исчезали бесследно. Им секрет проникновения в загадочное здание без адреса был, по-видимому, известен.

Кстати, раз уж выше речь зашла о призраках, то эти люди как раз и были самыми настоящими призраками, потому что каждый из них находился в том сумеречном периоде, который наступает для многих после того, как активная жизнь закончилась, от бывших сослуживцев отгородила туманная завеса забвения, друзья умерли или расползлись по странам и континентам, сохранившиеся родственники напоминали о себе только рождественскими открытками, которые чем дальше, тем больше напоминали букетики цветов, раз в год приносимые на кладбище, да, впридачу, их совместное пребывание в доме без адреса не имело никакого официального объяснения.

Они были – и их не было.

Официально не было ни их, ни группы «Хотспер», что никак не мешало ей существовать неофициально и регулярно собираться в пустом доме на Рактон Роуд, по соседству с рыбной лавкой, выходящей на раскинувшийся во всю длину улицы рынок. Чтобы проникнуть в квартиру, нужно было свернуть на Рактон Роуд, потом в калитку слева и пробраться через заваленный картонными коробками проход; за наружной грязно-зеленой дверью укрывалась еще одна, с кодовым замком; а там по лестнице уже можно было подняться на второй этаж и через миниатюрную кухню попасть в узкий коридор с одним замурованным окном, обращенным на рынок, и дверями, ведущими в «кабинет», где Дон проводил заседания, и «комнату досуга» с тремя огромными сейфами – реликвиями доисторических времен, когда информация хранилась в толстых картонных папках. Теперь два сейфа были пусты, а в третьем находились черные и серые ящики, соединенные жгутами проводов и подмигивающие синими и зелеными глазками. Напротив, у темно-серой в подтеках стены стояла складная кровать Рори, перебравшегося на Рактон Роуд из Чичестера, где он проживал после выхода на пенсию.

В «кабинете» было королевство Дона. Он заполнял собой старое кожаное кресло во главе стола и говорил нудным, скрипучим голосом, глядя в почерневший от табачного дыма потолок. Закон о запрете курения он игнорировал, объявив «кабинет» своим личным пространством, где можно находиться, только признавая право хозяина делать все, что ему заблагорассудится. Сегодня он был не в духе, ко всем придирался и капризничал.

– Я считаю необходимым еще раз обратить ваше внимание на технику проведения опросов. Не понимаю, почему я вынужден снова и снова возвращаться к этому, вы все – люди достаточно опытные, чтобы запомнить такую простую вещь раз и навсегда и избавить меня от необходимости постоянно повторять вам одно и то же. Две трети из тех, с кем вы говорите или еще будете говорить, всегда будут вам лгать, причем вовсе не потому, что им есть, что скрывать. Одни будут это делать потому, что им не нравятся ваши физиономии, им не нравится, что им вообще задают какие-то вопросы, или они просто хотят, чтобы все это побыстрее закончилось. Другие же, наоборот, вне себя от счастья, что они хоть кому-то интересны, и будут стараться угодить, рассказывая наперегонки о том, о чем и понятия не имеют. Есть только один способ застраховаться от вранья, и вы его прекрасно знаете или должны знать, по крайней мере. Опрашиваемый ни под каким видом не должен догадаться, что вас на самом деле интересует. Это азбука, джентльмены. Именно поэтому я крайне раздосадован тем, как был организован опрос этого журналиста, – Дон ткнул пальцем в сторону висящего на стене экрана, – Юстаса Баскета. Полюбуйтесь. Я не собираюсь копаться в деталях,

оставляю это упражнение тебе, Ник, но ты уж потрудись разобраться, как такое могло случиться, что он вдруг прозрел и сообразил, как прокололся, упустив официанта. Да, я понимаю, что тебе именно это и надо было выяснить позарез, встречались они или нет, но ломить вот так, напролом… А ведь это журналист! Ты можешь гарантировать, что он не полезет в «Примаверу» снова? Я понимаю: статья опубликована, задание выполнено – а ну как завтра ему опять прикажут что-нибудь на эту тему сочинить? А ты ему уже объяснил, прямым текстом, где в его писанине белое пятно. Это понятно, Ник? Так что давай, думай. Сделай работу над ошибками, а одновременно посоображай, что надо предпринять на случай, если этот Баскет все же сунется еще раз в «Примаверу». Или решит прокатиться в Милан. Или в Белфаст. Понял меня? Кстати насчет Милана. Какие у вас новости, Страут?

Младший инспектор Скотланд Ярда Майкл Страут был прикомандирован к группе для связи между бюрократической реальностью и неформальным мирком Рактон Роуд. Некоторые инициативы группы «Хотспер» нуждались в официальном прикрытии, и Майкл Страут, доложив предварительно начальству и получив разрешение, такое прикрытие обеспечивал. В группе он был самым молодым – всего тридцать два года, а остальным уже под семьдесят.

– С Миланом придется немного подождать, мистер Беннет, – сокрушенно сообщил Страут. – Я объяснил, насколько это важно, но… Мы, короче говоря, не можем действовать по обычным каналам. Официально никакого расследования нет, поэтому механизм правовой помощи… И на этого, Паоло Брачини, нет никакого компромата… Короче говоря, к итальянской полиции нам просто не с чем обращаться. Это если официально. Есть другой путь, но тут нужно время – человек, который может помочь, сейчас в отпуске, но на следующей неделе уже будет на месте. Так может даже быстрее получиться – вы же знаете итальянцев, запрос о правовой помощи они будут месяц рассматривать.

– Откуда человек?

Майкл Страут покраснел и уставился в стол.

– Страут?

– Прокуратура республики, – пролепетал наконец Страут. – Там… предполагается, что с Брачини говорить будет он, но в нашем присутствии… я предварительно сказал, что мы будем вдвоем, я и Ник.

– Так, – согласно кивнул Дон. – Не пойдет. Передайте вашему начальству, Страут, что так не пойдет. Брачини говорит по-английски. Значит, опрос будет вести Ник под наблюдением итальянского прокурора. Иначе не имеет смысла. Если этот ваш итальянец любезно согласился (или согласится) действовать в обход установленных процедур, то пусть сделает над собой еще одно усилие и посидит молча. И вам там делать совершенно нечего – легальное прикрытие обеспечит итальянец. Вы сможете договориться? Или мне надо позвонить самому?

– Я попробую.

– Вот и попробуйте. Прошу внимания, джентльмены. Есть еще один вопрос, очень важный. Я признаю за каждым из вас право на сомнение по поводу того, почему наше расследование идет именно так, а не как-то иначе. Так вот, эти ваши сомнения вы можете свободно обсуждать друг с другом, если по каким-то причинам вам неудобно задавать вопросы мне. Против этого я не возражаю. Но я категорически против того, чтобы вне этой комнаты и за пределами группы распространялись всякие фантазии и домыслы относительно того, чем мы занимаемся. Если что-либо подобное будет происходить, с виновным я распрощаюсь немедленно. Надеюсь, все услышали? Давайте прервемся на полчаса, а потом обсудим диспозицию до конца недели. Встречаемся снова, – он посмотрел на лежащие перед ним часы, – ровно в тринадцать.

Четверка проследовала к выходу. Оставшись в одиночестве, Дон с трудом выбрался из кресла, морщась потер поясницу, налил в кружку кофе из черного термоса и закурил очередную сигарету.

– Войдите, – сказал он, когда в дверь постучали.

– Мы можем поговорить? – спросил Майкл Страут, заглядывая в «кабинет».

Дон кивнул и махнул рукой в сторону стула. Сам он остался стоять, громко прихлебывая кофе.

– Зачем вы так, мистер Беннет? – сказал Страут, как и раньше уставясь в стол. – Они ведь все поняли, а нам еще работать вместе. Зачем вы при всех… вы же могли просто поговорить со мной… или вы решили со мной попрощаться? Тем более, можно было наедине…

– М-да, – задумчиво произнес Дон. – Хотите кофе, Страут? Ну ладно. Вы еще молодой человек и многих вещей просто не чувствуете. Эти старые развалины – Ник, Мэт и Рори – знают все, что знаю я, а то и больше. Так что никакой тайны про вас я им не раскрыл. То, что вы обо всем здесь происходящем докладываете у себя, это вообще не секрет, это такая работа, и кого бы ваша контора не прислала сюда, ничего ровным счетом не изменится. Дело не в том, что вы там рассказываете, а в том, КАК вы это рассказываете. Под каким соусом вы подаете информацию. Вы правильно сделали, что вернулись, чтобы побеседовать. Не тревожьтесь, если я вас и выгоню, то не потому, что вы шпионите для своего начальства, а в том случае, если вы будете плохо исполнять свои обязанности тут, у нас, для меня только это и имеет значение. Не скрою, жизнь была бы легче, если бы тон ваших донесений стал более, как это сказать, благожелательным, но на это я повлиять никак не могу, не так ли?