Дым над Ульшаном
Шрифт:
К разочарованию Кея, ночью рынок просто не существовал. Торговцы уходили вместе с лотками, затем дворники подметали площадь, и оставалось лишь пустое пространство, со всех сторон просматриваемое полицейскими. Усталый поэт привалился к углу дома.
Как все же ночь враждебна людям,
А почему так - не пойму.
Не самому ли сдаться судьям,
Чтоб отвели меня в тюрьму?
Группа студентов, пьяных и шумных, горланила песни. Римти внимательно прислушивался: он умел, если нужно, быть компанейским парнем, и вознамерился как-нибудь примкнуть
Из обращенных к нему слов студентов поэт понял, что Хлумиз преподает им географию, причем врет при этом совершенно беззастенчиво. Сердце поэта заколотилось о ребра: ну почему жизнь устроена так, что одни могут зарабатывать ложью и считаться приличными господами, а другие хоть и врут напропалую, остаются "прощелыгами"? Между тем, Кей не без основания причислял себя к образованным людям, все же умел читать и писать, не говоря о природной склонности к стихосложению. Его потянуло к этому чудаковатому профессору... Не так уж давно, в Сатисе-у-Намерона, Кей пил контрабандный солтвейн с матросами и наслушался от них разных историй о заморских странах. Географа это обязательно должно заинтересовать!
Поэт повинуется велениям сердца, иначе он не был бы поэтом. Отринув вполне стройный план проникновения в университетский городок, Римти оторвался от стены дома и подошел ко входу в кабачок. Эльшен, через открытую дверь издевательский поглядывавший на студентов, смерил ночного гостя подозрительным взглядом.
– Вы, господин, прочли это объявление?
– сам неграмотный, полуорк наизусть знал, что написано на дверях.
– Я - поэт!
– гордо сообщил Кей.
– Поэты в список не включены.
– И верно...
– вздохнул вышибала.
– Как-то Ннуни о них не подумал. Но хоть я стихов и не люблю, а знаю, что поэты бывают двух видов: с деньгами и без денег. Вы к которым принадлежите, господин в рваном плаще?
Вместо ответа Римти вытащил из кармана горстку монет, вырученных за шерсть, и постарался звякнуть ей погромче. Эльшен и на слух мог определить примерную сумму, но все же счел, что на несколько минут впустить этого парня можно, да и не похоже было, что его трудно выкинуть. Вышибала чуть подался в сторону - ровно настолько, чтобы тощий Кей смог протиснуться.
Войдя в зал, Римти сразу же отыскал глазами профессора. Хлумиз сидел за столом не один: все завсегдатаи знали, что уж если этот толстяк явился в "Для солидных господ" вечером, то обязательно выпьет несколько сверх меры, и тогда вдруг станет весел и остроумен. Одни свободный стул за столиком еще оставался, и поэт буквально впрыгнул на него.
– Прошу прощения за вторжение!
– объявил Кей.
– Но увидев столь приятные лица, я не мог удержаться и решил присоединиться к вашему обществу. Моя фамилия Римти, а по профессии я странствующий поэт.
– Вот как?
– пробасил профессор, и от этого привычного звука его собеседники сбросили оцепенение, улыбнулись.
– Путешественник! Небось, путешествуете по Вселенной?
Хлумиз хитро прищурился. Вслед за вином, выпитым дома, он успел уже отправить два стаканчика рома и кружку пива, и теперь желал немного поиграть со Вселенной. Пусть все вокруг лишь иллюзия - он, профессор, готов сделать вид, что в нее поверил. Это даже забавно!
– Видели много удивительного, а, господин Римти?
– Не скрою, порой сам не могу поверить собственным рассказам!
– постарался ответить в тон Кей.
– Любезный, не принесешь ли мне кружечку пива?
Ннуни-са, которому поэт не понравился с первого взгляда, пришел предложить профессору выставить нахала вон, но теперь, видя, как они беседуют, со вздохом отправился за пивом.
– Нам профессор Хлумиз только что рассказывал о Загорье Белоэльфийском. Говорит, что там также живут люди, - засмеялся один из собутыльников Хлумиза.
– Но самое любопытное, что земля в тех краях мужского рода и чрезвычайно желает небо! Если облака рассеиваются, то вырастает высоченная гора, но стоит тучам заслонить собой синеву, как гора съеживается в неприметный валун!..
Вот за такие истории профессора и любили в "Для солидных господ". Всех чрезвычайно потешало это вранье, настолько беззастенчивое, что переходило грани не только приличий, но и неприличий тоже. Профессор смеялся громче всех: он играл со Вселенной, словно ребенок с мячиком.
– Я не бывал в Загорье Белоэльфийском...
– осторожно признался Кей.
– Однако бывал зато за Туманным морем, иногда также называемым морем Прецелез, которое...
– Чушь!
– смеялся Хлумиз.
– Туманного моря вовсе нет, оно высохло тысячи лет назад, и теперь на его месте осталось лишь...
– Профессор задумался, пытаясь вообразить что-нибудь совсем несуразное, но Ннуни-са принес всем по кружке, и Хлумиз сбился.
– Мокрое место осталось, вот и все!
– махнул рукой профессор.
– Нет моря!
– Как же...
– начал было возражать Кей, который в Сатисе-у-Намерона жил на берегу того самого моря. Однако заметил, что все смеются, наслаждаясь и хитрым видом профессора, и обескураженностью новичка.
– Ах, да! Значит, я просто позабыл. Все случилось так недавно, тысячи лет назад!
– Верно!
– Хлумиз одобрительно стукнул кулаком по спине Римти в тот сам миг, когда поэт делал первый глоток пива.
– Недавно!
Откашлявшись, Кей решил вести себя потише, чтобы оценить Хлумиза со стороны и понять, какую все-таки можно извлечь выгоду из знакомства с этим презабавным толстяком. Профессор между тем с каждым новым глотком забирался во все более дальние, никому не известные страны, и примерно через пару часов говорил уже о каких-то десятиголовых народах без тела и души. Время было позднее, большинство слушателей постепенно разошлись.
– Хорошо еще, что вы не преподаете магию, профессор!
– сказал один из последних.
– Отчего же, Вселенная?
– хмыкнул Хлумиз, ухмыляясь одному из пустых стульев.
– Я вообще, если мне память не изменяет, скоро поеду в Викенну, помогать нашему герцогу по одному секретному вопросу...
Упоминание герцогских секретов вызвало новый, теперь уже окончательный отток публики из "Для солидных господ", и Ннуни за своей стойкой укоризненно покачал большой головой. Солидные господа не любят вмешиваться в чужие дела, особенно - случайно. Все это не скрылось от внимания Кея, по понятным причинам все еще трезвого.