Дырка для ордена
Шрифт:
– Вот и давайте выпьем за прочный мир во всем мире. А то, что вы сказали насчет необъяснимости этой войны, касается не только ее. Просто проявилось это у вас слишком наглядно. Наш общий друг Вадим Ляхов давно уже обратил внимание на скачкообразный рост всяких маловероятных событий. Он даже соответствующую статистику подобрал. По его мнению, с законом причинности в целом происходят странные вещи. Я не математик, но кое-что понял. Есть такой термин – аттрактор. И есть – странный аттрактор. Это когда некий природный процесс происходит не так, как предписывает теория вероятностей и соответствующие
– Да? Интересно, надо будет посмотреть его статистику при случае. Не пора спать ложиться? Вы же рассчитываете с рассветом выехать?
– И даже несколько раньше.
Костер давно догорел, на его месте осталась только куча мелкой золы, по которой пробегали редкие огоньки. Зато черное небо было покрыто таким количеством звезд, какого никогда не увидишь в средней полосе.
Тарханов долго лежал на спине, разглядывая Млечный Путь, и, чего никогда с ним раньше не бывало, раздумывал, удастся ли людям когда-нибудь выйти в открытый космос и выяснить наконец, существуют ли где-нибудь там пресловутые братья по разуму. Он даже не представлял, насколько скоро это случится.
.. Возле горы Кинжал Тарханов остановил машину. Можно сказать, приехали.
Было уже совсем светло, но солнца не видно.
Начиная от Ставрополя небо затянули тучи, сплошные и низкие, поблескивающие, как свинец на срезе, горизонт скрывала плотная дымка, сквозь которую едва различались даже Змейка и Машук, не говоря о более отдаленных горах. И воздух был душный и неподвижный. Все это могло предвещать сильнейший ливень с грозой, а могло и нет. Пригреет солнце, и тучи рассеются. Сергей хорошо знал здешнюю неустойчивую, трудно предсказуемую погоду.
Он выжал сцепление, и «Мерседес» покатился вниз, набирая скорость.
– Вон впереди аул Канглы, – сообщил Тарханов тоном экскурсовода. – Говорят, сколько печных труб на доме, столько у хозяина жен..
– Я тоже это слышал, – усмехнулся Розенцвейг.
Вот ехали с человеком целые сутки, много разговаривали, и Сергей даже не подозревал, что майор бывал в этих местах. Или просто вызубрил наизусть карту и соответствующую краеведческую литературу, чтобы ориентироваться в местах, куда забросила его судьба.
Вообще загадочный человек. Русским владеет, словно с рождения думает на нем, и непонятно, израильский ли он разведчик, специализирующийся на русских делах, или совсем наоборот. И в чьих интересах он занимается проблемой «Гнева Аллаха»?
Впрочем, какая разница? Полковника Неверова такие вещи могли бы интересовать, а капитану Тарханову было не до того. Он возвращался в родные места после долгого отсутствия и смотрел по сторонам с тем обостренным интересом, который всегда появляется у нас, когда мы встречаемся с чем-то дорогим, давно не виденным, будь то человек, город или просто памятное место. Кроме интереса к изменениям, происшедшим за время разлуки, потоком наплывают воспоминания, ассоциации, и часто незаметный посторонним штрих, запах или жест рождает столько чувств, томительно-грустных по преимуществу..
Машина, как в зеленом тоннеле, шла между двух рядов тополей-белолисток, заметно подросших и заматеревших. Сергей узнавал их и вспоминал, что должно сейчас открыться за этим поворотом и за следующим.. Сколько раз пролетал здесь на мотоцикле, в гости к подружке, студентке испанского факультета Пятигорского иняза.
В эту сторону – как сейчас, ранним субботним утром, обратно – глубокой ночью, чтобы успеть к утренней поверке в понедельник.
Вот заправочная станция на краю поселка Иноземцево, где он обычно заливал бензином маленький бак «Паннонии», которого едва хватало на дорогу в один конец, вот поворот к озеру, куда он возил Татьяну купаться.
«И все как прежде, и все как вновь..» – пришла на память строчка из собственного, вроде бы прочно забытого стихотворения, он произнес ее вслух, пробуя на вкус.
– Что?
– Ничего, это я так..
Будто бы этот эффект заранее планировался, как только машина выскочила на верхнюю точку подъема, у массивных каменных колонн, обозначающих начало дороги к месту дуэли Лермонтова, и внизу открылась панорама города, в разрыве туч появился яркий солнечный диск.
Отчетливо видимый косой луч упал на вершину Машука, все: кроны деревьев, крыши домов, даже полоса асфальта – окрасилось на миг в золотисто-алые тона. И тут же края туч снова сомкнулись, по контрасту стало почти темно, порыв ветра принес первый дождевой заряд.
Пришлось поднимать тент. Хорошо что автоматика успела это сделать за считанные секунды, потому что ливень совершенно тропического типа обрушился из разверзшихся хлябей небесных. «Дворники» едва справлялись с заливающей стекло водой.
– Хорошая примета..
– Что? – не понял Розенцвейг. – Дождь в дороге. А если как раз на въезде в город, значит, наше предприятие будет удачным. Даже у Конфуция в «Книге перемен» сказано: «Если выступаешь в дождь, будет счастье». Триграмма «Куй».
Розенцвейг посмотрел на него с искренним интересом.
– Вы и Конфуция знаете?
– Чего только от скуки читать не приходилось в дальних гарнизонах.
– Прошу прощения, но придется сделать маленькое уточнение. Триграмма «Куй» имеет подзаголовок. «В незначительных делах – счастье».
– Значит, намечаемое нами дело и в самом деле незначительное, – пожал плечами Тарханов.
– Это – кому как..
Машина, как торпедный катер, вздымая веера брызг из-под передних колес, катилась вниз. Да, кое-что изменилось, отмечал Тарханов. Новые кварталы домов вплотную придвинулись к склонам Машука, справа город почти сомкнулся с Лермонтовским разъездом, но все это было не то.
Для Сергея Пятигорск не увеличился в размерах. В принципе, давно знакомые города, как бы они ни разрастались в ширину, не становятся больше. Потому что то новое, что прибавляется, никогда не сливается со старым, не продолжает органически прежнее, исконное.
А так, ну, появилось большее количество домов и кварталов, удлинились на пять-шесть остановок автобусные и трамвайные линии, но город ведь остался в тех самых границах и в той же сущности, которая была в первый день знакомства.
В лучшем случае, это его не испортило. В худшем – все видели, к чему приводит бессмысленное буйство любителей типовой застройки.