Дырка для ордена
Шрифт:
Я, честно признаюсь, и сам не слишком понимаю, зачем нам все это нужно, может быть, как раз такой вариант для судеб человечества предпочтительнее. Но приказ звучит конкретно и однозначно, поэтому мы должны все сделать именно так, как нам поручено.
Я вас не тороплю. И изучение личности Кулибина беру на себя. Вы же извольте сделать все остальное. Облазайте с ребятами все окрестные дома на километр вокруг, чтобы могли там действовать ночью и с завязанными глазами, изучите интерьер виллы не хуже, чем знаете собственный служебный кабинет. Потом поговорим еще раз. Вам подсказать, где добыть нужную информацию?
– Спасибо, не надо.
– Тогда не смею задерживать.
– Резковато вы с ним, – сказал Розенцвейг, ловко перепрыгнув со своего балкона на балкон Тарханова и вынимая из уха капсулу радиодинамика. – Он хороший специалист, как мне кажется.
– Не спорю. Ничего, злее будет. Просто сотрудники элитных подразделений, привыкшие работать в сравнительно тепличных условиях, склонны невольно упрощать задачу.
Знаете, мало уметь попадать из снайперской винтовки в пятак на триста метров, когда стреляешь в тире. Настоящий снайпер – это когда сутки выбираешь позицию и готовишь снаряжение, потом двое суток сидишь в окопчике, где снизу болото, а сверху комары, полтора килограмма живой массы на литр воздуха, потом стреляешь один раз, не в пятак, а в подобного себе специалиста и возвращаешься домой живым. Ощущаете разницу?
Личностью Кулибин был интересной. А иначе и невозможно, исходя из всего предыдущего.
На самом деле звали его Виктор Вениаминович Маштаков, имел он сорок два года от роду и занимал почтенную по городским меркам должность заведующего кафедрой физики и математики в местном институте фармакологии и тонких химических технологий.
Очевидно, что-то в начале жизни у него не сложилось или с рождения имелся своеобразный поворот в мозгах, поскольку чинному чтению лекций и руководству учебным процессом на вверенной ему кафедре он предпочитал занятие, если так можно выразиться, «экстремальным изобретательством».
В смутные века ему цены бы не было. Он с равным успехом мог придумывать взрывчатые вещества, яды с заранее заказанными свойствами, пыточные устройства. Гильотину наверняка бы сконструировал раньше пресловутого доктора Гильотена, живи он в соответствующее время.
Пребывая же в мире сравнительно спокойном и цивилизованном, ограничивался поначалу радиоприемниками, не нуждающимися в сетевом питании и батарейках, противоугонными устройствами для автомобилей или аквариумами, замкнутый жизненный цикл в которых поддерживался исключительно желаниями и потребностями самих содержащихся там рыбок.
Непонятно даже, отчего он не пошел еще со столичных студенческих времен по творческой линии, где наверняка бы преуспел и разбогател, а избрал стезю преподавателя не слишком знаменитого провинциального института, куда попал по распределению, да так и осел здесь, благо город все же был хороший.
Несколько позже на его таланты обратил внимание тогдашний проректор по хозяйственной части, по национальности адыг, имевший массу родственников не только в близлежащих аулах, но и в половине ближневосточных стран, куда черкесы, абазины, кабардинцы и убыхи сотнями тысяч эмигрировали еще начиная с первой Кавказской войны и вплоть до Мировой.
Оставаясь патриотом России, Шамиль Даулетович не видел ничего плохого, чтобы помочь соотечественникам в их справедливой борьбе против турецких, персидских, иракских и, само собой, сионистских угнетателей, а равно и всех прочих, в данный момент являющихся врагами того или иного клана близких и дальних родственников.
А Виктор Вениаминович в этом деле оказался человеком незаменимым. Придумать приборчик размером с желудь, который может отключить в полете двигатели или систему управления авиалайнера, бомбочку, которая взорвется на другом конце света в телефонной трубке при произнесении кодового слова, ему было раз плюнуть. А платили более чем хорошо.
До тех пор, как он не начал работу над «Гневом Аллаха», вершиной его трудов был микропроцессор, который легко устанавливался хоть на тактической ракете, хоть на зенитном гранатомете и мог либо подрывать боеголовку в момент запуска, на направляющих, либо посылать ее в точку, не имеющую ничего общего с первоначально намеченной оператором. Хотя бы и в исходную.
Нравственных терзаний по поводу своей деятельности господин Маштаков не испытывал. Во-первых, как сказано, платили ему в сотни раз больше, чем государство ценило преподавательский труд, во-вторых, с его помощью или без таковой люди как начали организованно воевать тысяч шесть лет назад, так и продолжают это увлекательное занятие. Никто же не предъявляет персональных претензий ни уже покойным Токареву, Дегтяреву, Кольту, Шмайссеру, ни ныне живущим оружейникам-изобретателям, несть им числа.
Мудро сказано – убивает не оружие, убивает человек.
Заработав достаточно, на его взгляд, денег, Виктор Вениаминович выкупил у города полуразрушенное здание бывшего плодопитомника с двором и надворными постройками у подножия Машука, отремонтировал его и оборудовал там, наконец, такие лабораторию и мастерскую, о которых мечтал всю жизнь.
Он отказался от лекционных часов, оставив за собой только общее руководство кафедрой, и полностью отдался Главной проблеме.
К исходной позиции вышли к полуночи. Как раз когда начали разъезжаться предпоследние посетители ресторана «Лесная поляна», шашлычник Артур загасил свой мангал и луна в последней фазе поднялась точно над левой вершиной Бештау. А последние посетители – это были «печенеги», три девушки и три парня, которые заплатили вперед не только по счету, но и хорошие чаевые и теперь веселились более чем разнузданно.
Без чаевых сотрудники ресторана давно бы вызвали полицию. А так – ничего.
Строго по плану двадцать человек, вооруженных автоматами, маскируясь в кустах и подлеске, перекрыли все подъездные дороги и тропы, даже выходы из заброшенных каменоломен по соседству. Ударная группа сосредоточилась по периметру окружающего обширный двор двухметрового забора.
Тарханов и Кедров с развилки ветвей отдельно стоящего дуба наблюдали в бинокли за окнами дома, похожего на средневековый немецкий замок в миниатюре. Сложен из желтовато-серого дикого камня, два этажа и мансарда, маленькие зарешеченные окна.
Девять лет назад этот дом выглядел почти так же. Только двор тогда был неухоженный, завален всяким техническим мусором и вместо цветочных клумб весь был покрыт высоким, по колено, бурьяном. А в доме занимались суетливым конторским трудом полсотни сотрудников в поношенных мундирах с серебряными листьями на зеленых петлицах.
Главная прелесть «питомника» в те времена состояла в том, что на его территории имелся бассейн, наполненный ледяным, кипящим нарзаном. И рядом – деревянная банька, в которой за умеренную плату могли париться все желающие. Что они и делали.