Дыши, Энни, дыши
Шрифт:
Бинт…
Я падаю на колени рядом с ним.
– Что случилось? – Я легонько касаюсь бинта, и он вздрагивает. Какое бы повреждение это ни было, оно болезненное.
Его лицо вспыхивает, и он изгибается, чтобы отодвинуть мою руку от своей ноги.
– Ничего.
– Что ты делал?
– То, что ты сказала мне не делать, – тихо говорит он.
– Мотокросс?
Короткий кивок.
Как глупо было с моей стороны подумать, что он пришел невредимым. Он вообще когда-то был этим известен?
– Скажи мне, что с твой ногой, – говорю я, уставившись на
– Получил ожог на байке.
Я зажмуриваюсь. Проклятье. Что, если в следующий раз он сломает ногу? Или потеряет ее? Прячу лицо в ладонях, пока не чувствую, как он легонько касается моего плеча.
– Я в порядке. Просто случайно задел ногой металл, когда слезал. Это было непрофессиональное движение. Наверно потому, что я непрофессионально…
– Ты собираешься снова заниматься мотокроссом? – перебиваю я.
– Нет. Если это огорчает тебя, не буду, обещаю.
– Как я могу верить этому?
– Потому что это лучше, чем мотокросс.
– Что «это»?
Пауза. Барабанит пальцами по колену.
– Просто сидеть здесь с тобой.
Боже… слышать это страшнее, чем если бы он прыгнул с парашютом с Эмпайр-стэйт-билдинг.
– Хэй, – тихо говорит он, соскальзывая с кровати, чтобы сесть рядом со мной на пол. Наши плечи соприкасаются. Дрожь поднимается по моему позвоночнику. – С моей ногой все будет в порядке.
– Джер? Думаю, ты должен идти.
– Почему?
Слеза стекает тонкой струйкой из глаза. Я быстро смахиваю ее.
– Это слишком.
– Обещаю, я никогда снова не займусь мотокроссом…
– Дело не в этом!
Он обхватывает руками мои щеки, и мои глупые щеки наклоняются к нему без моего разрешения, а затем мы прижимаемся друг к другу лбами. Мы часто дышим. Он так хорошо пахнет.
Но бинт на его ноге убивает настроение.
– Думаю, ты должен идти, – бормочу я.
Джер дважды похлопывает меня по ноге, а затем проверяет свой телефон.
– Мне в любом случае нужно идти. Собрание членов моего братства проходит по вечерам в воскресенье, и я должен надеть свою парадную рубашку и галстук.
Он встает, протягивает мне руку и поднимает на ноги, прежде чем пойти к двери.
– Я напишу тебе.
Я трясу головой, уткнувшись взглядом в ковер.
– Пожалуйста, не надо.
Его лицо морщится.
– Энни, это был несчастный случай. Этого больше не случится…
– Ты не понимаешь. Я не хочу потерять тебя…
– Ты не потеряешь...
– Как ты можешь быть так уверен в этом? Я уже теряла… – мой голос сходит на нет.
– Ты хочешь поговорить о нем? – тихо спрашивает Джереми, выглядя неуверенно.
– Нет. Как ты не можешь понять, что я чувствую из-за твоего мотокросса?
– А как я должен узнать, что ты чувствуешь? Ты никогда не говоришь о нем и о том, что случилось. Я даже не знаю, как он умер…
– Я не говорю о нем!
– Друзья рассказывают друг другу о том, что они чувствуют. А мы друзья, Энни. Ты одна из лучших друзей, что у меня когда-либо были, – голос Джереми мягок.
– Я не хочу потерять тебя…
– Поэтому ты меня отталкиваешь? Так же, как моя мама?
–
Он закрывает глаза и испускает долгий вздох.
– Хорошо. Ну, увидимся.
А затем он уходит.
***
В колледже все по-другому.
Дома я шла в свою комнату, если мне нужно было побыть одной. Теперь у меня есть соседка с зависимостью от онлайн видео. Каждые пять секунд Ванесса хочет показать мне, как кот катится на роботе-пылесосе, кит преследует лодку или козел блеет, как Тейлор Свифт. Когда Ванесса не в ютубе, она в скайпе с Рори. Большинство ночей она не спит до трех утра, делая что угодно, начиная от укладки волос и заканчивая приседаниями и странными позами из йоги, а я люблю быть в кровати к одиннадцати вечера, чтобы пойти на пробежку утром перед занятиями. Иногда мне просто хочется полной тишины, чтобы почитать свою книжонку-триллер. (Почему докторша и агент ФБР уже просто не сделают это?!)
На четвертую ночь в общежитии я решаю купить затычки для ушей. Я люблю Ванессу, потому что она такая милая, но, боже, когда у тебя есть соседка – это может раздражать. Могло быть и хуже, полагаю. Я могла жить с Игги и с ее мандолиной.
Но даже если Ванесса была тихой, мне все равно приходилось сражаться с сумасшедшими визжащими людьми в коридоре. Два парня спорили, потому что один выпил холодный чай другого. Пара рассталась прямо в комнате отдыха, потому что он изменил с девчонкой, которая управляет проектором на его занятиях по киноискусству. Наши соседи жили ради дребезжания электроклэша, Келси с Игги сражались, потому что Келси не убрала свои волосы из канализационного стока в душе.
– Думаешь, пучки волос противоречат бехаизму, или как? – спросила я Ванессу, которая хихикала.
Занятия тоже отличаются от старшей школы. Вместо домашнего задания каждый вечер, у нас тесты по предметам и отчетные работы в течение семестра. В школу Хандрид Оукс ходили только пятьсот детей, здесь же, в МТСУ, нас триста человек только на лекции по психологии. Хорошо, что хоть Колтон на занятии со мной. Это делает меня не такой потерянной.
Читать задания по всем занятиям долго и сложно. Иногда я понятия не имею, о чем читаю. Иногда я гадаю, одолею ли я четыре года этого сумасшедшего, тяжелого обучения. Строю планы о том, чтобы посетить своих преподавателей согласно графику.
В первый день после занятий я пошла в офис науки профессиональных заболеваний. Увидела в интернете, что им требовался на неполный день ассистент в офис. Ванесса посоветовала мне вместо того, чтобы сразу менять свою специализацию с нерешенной на физиотерапию или медсестринскую деятельность (вероятно потому, что ее брат менял свою специализацию около трех раз и предупредил ее до последнего не беспокоиться об этом), попытаться найти обучающую работу в колледже, чтобы увидеть, каково это и начать зарабатывать деньги. У меня был стресс из-за того, сколько нужно заплатить за учебники и тренировки Мэтта в октябре.