Дыши

Эшли Кристен

Нет, нет, я не хотела знать. Чейз мог быть милым, тихим или нежным, а потом отключался, отдалялся, злился или уходил.

Я не собиралась иметь с этим дело. Не снова.

Поэтому перенаправила ход своих мыслей.

— Вижу, ты находишь забавным, что песня Доби Грей трогает меня, но, к твоему сведению, жизнь сейчас довольно сумасшедшая. Не говоря уже о том, что я беспокоюсь о незнакомом ребенке, очень беспокоюсь, так что любая мелочь может вывести меня из себя. Включая Доби Грея.

Конечно, так я отреагировала на ложь, которую скормила

ему о песне, которую не слушала, но в тот момент я считала это лучшим объяснением.

Оказалось, что нет.

Его брови сошлись вместе, и он спросил:

— Жизнь довольно сумасшедшая?

Ну, здорово.

Еще больше доказательств того, что ложь ведет ко всё новым неприятностям.

— Да, — ответила я, к счастью, не солгав, и больше ничего не сказала.

— Твоя жизнь? — недоверчиво спросил он. Я поерзала на сиденье и расправила плечи, видя, как Чейз слегка приподнялся на своем месте. Его глаза загорелись, и он пробормотал: — Иисусе, началось. Характер.

Но я разобрала его бормотание.

И это вызвало раздражение.

Поэтому я рявкнула:

— Тебя так удивляет, что у меня есть характер?

— Ну, да.

— Почему? — продолжила я резко.

— Детка, — сказал он мягко, одарив меня еще одной «деткой», и слово прозвучало так нежно, что мое сердце забилось сильнее, — ты живешь в книгах.

Я проигнорировала свою реакцию на то, что он назвал меня «деткой», и ответила:

— Я могу жить в книгах, но от реальной жизни никуда не уйти, а чтобы жить, ходить, говорить, дышать, питаться, должен быть характер.

— По мне, так из всего этого тебе нужно просто ходить, — ответил он, снова приподняв уголки губы. Он снова дразнил меня, мне снова это понравилось, но все же я одарила его свирепым взглядом.

Не уверена, смотрела ли я на кого-то так, кто не был мне родственником.

Но сейчас я точно свирепо смотрела на Чейза Китона.

— Ты смеешься надо мной? — резко спросила я.

— Нет, — ответил он, все еще ухмыляясь.

— Тогда почему улыбаешься?

— Потому что ты очаровательна, и ты еще более очаровательна, когда злишься, хотя это спорно, потому что ты очень очаровательна.

Теперь я еще и очаровательна?

Что происходило?

Я почувствовала, как мои брови сошлись вместе, и спросила:

— У тебя раздвоение личности?

— По крайней мере, я об этом не знаю, — мгновенно ответил он.

— Советую провериться, — заявила я, а затем увидела, как он запрокинул голову и рассмеялся.

Я сердито отпила кофе. Даже вкусный напиток из «Ла-Ла Ленда» и смеющийся Чейз, который выглядел и звучал великолепно, не умерили моего раздражения, поэтому я продолжила грозно смотреть на него, даже когда его смех стих.

Я уже была готова к атаке.

— Почему ты здесь? Зачем принес мне кофе?

Он сразу же ответил:

— Сначала, потому что увидел, как ты сидишь здесь на морозе, поэтому взял тебе кофе и пришел сказать, что тебе не нужно мерзнуть здесь, так как я установил камеры.

Он поднял стаканчик

с кофе, но его длинный красивый указательный палец (да, даже указательный палец у него был красивый) вытянулся в сторону лобового стекла. Я проследила за ним взглядом и прищурилась, чтобы разглядеть, на что он указывал, и, действительно, там были камеры. Три из них располагались в верхнем углу здания библиотеки и направлены в разные стороны на ящик для возврата книг, снимая картинку с нескольких ракурсов.

— Видео записывается, — продолжил он, и я оглянулась на него. — Стажеры в участке их просматривают. Как только они увидят ребенка, предупредят меня или Фрэнка. Получив его фото, что лучше, чем набросок, возможно, сможем найти его в национальной базе данных пропавших без вести или беглецов. Получим результат, я могу поставить больше камер, в разных местах, под разными углами, узнать, откуда он приходит и возвращается ли тем же путем.

— О, — прошептала я.

— Вот почему я здесь, чтобы принести тебе кофе, пока не услышал, что твоя жизнь довольно сумасшедшая, — продолжил он. — Теперь я здесь, чтобы послушать, почему твоя жизнь довольно сумасшедшая.

— Да, это ерунда, — выпалила я.

— Не ерунда, раз ты глубокой ночью отправилась под песню Доби Грей на улицу, подвергая себя опасности, чтобы поразмышлять.

— Мне ничего не угрожало, — возразила я.

— Фэй, — сказал он мягко, — ты же в курсе, что не так давно у нас орудовал серийный убийца, живший незамеченным среди обычных горожан, и умел притворяться таким довольно долго. И ты также знаешь, что недавно произошло серьезное дерьмо, которое потрясло этот город, и я полагаю, что ты, как и все, ожидаешь, не потянет ли это дерьмо за собой что-то еще. И, милая, оно может потянуть за собой что-то еще, так что ты должна думать о своей безопасности.

— Оно может потянуть за собой что-то еще? — тихо спросила я, добавляя очередной пунктик в свой мысленный список дел, которые нужно сделать, когда я вернусь домой. Я напишу Бенджи и Серенити и буду умолять их отказаться от удаленного расследования.

— Покажи мне, и я покажу тебе.

При его словах я почувствовала, как мои глаза расширились, и выдохнула:

— Что?

— Сумасшедшую жизнь, — объяснил он, и до меня дошло.

Я решила, что могу рассказать ему. Становилось ясно, что наряду с раздвоением личности, Чейз Китон ругался с угрожающей частотой, а по утрам был властным и раздражающим. Он тоже был упрям, но не только по утрам.

— Ходят слухи, что из-за бюджетных ограничений грядут сокращения, и одно из этих сокращений — библиотека Карнэла. Ставится вопрос о ее закрытии.

Я увидела в его глазах вспышку прямо перед тем, как он мягко заметил:

— Ты потеряешь работу.

— И город лишится библиотеки, — добавила я.

— Черт, Фэй, — прошептал он.

— Так что, да, это сумасшествие. А теперь покажи мне ты.

Он покачал головой и спросил:

— Мы можем что-то сделать?

— Кто — мы?