Дюна
Шрифт:
– Вот портрет старого герцога, его надо повесить на стену столовой. Голова быка должна быть закреплена напротив портрета.
Мейпс подошла к голове.
– Такую голову носил на своих плечах громадный зверь, – сказала она и нагнулась. – Должно быть, сперва придется счистить вот это, не так ли, миледи?
– Нет.
– Но здесь же грязь на рогах.
– Это не грязь, Мейпс, а кровь отца нашего герцога. Эти рога обрызгали прозрачным фиксирующим составом через несколько часов после того, как этот зверь убил старого герцога.
Мейпс
– Вот как.
– Просто кровь, – сказала Джессика, – засохшая. Пусть кто-нибудь поможет тебе повесить вещи. Эти отвратительные штуки тяжелы.
– Вы думаете, меня обеспокоила кровь? – спросила Мейпс. – Я из пустыни и видела достаточно крови.
– Я… заметила это, – согласилась Джессика.
– В том числе и собственной, – добавила Мейпс. – Куда больше, чем от вашего крошечного пореза.
– Было бы лучше, если бы я порезала глубже?
– Ах, нет! Воды тела и так слишком мало, чтобы попусту выпускать ее в воздух. Вы поступили правильно.
Джессика, следя за тоном и словами, подметила глубокий подтекст в выражении «вода тела». Вновь ее охватило уныние при мысли о важности воды на Арракисе.
– Как следует разместить эту прелесть на стенах зала, миледи? – спросила Мейпс.
«Практичная женщина», – подумала Джессика и сказала:
– На твое усмотрение. Большой разницы нет.
– Как вам угодно, миледи. – Мейпс нагнулась, начала снимать остатки упаковки и холста с головы.
– Ты убил старого герцога? Надо же! – нараспев сказала она.
– Прислать грузчика в помощь тебе? – спросила Джессика.
– Я управлюсь, миледи.
«Да, она управится, – подумала Джессика. – Что в ней заметно, в этой фрименке, так это привычка управляться самостоятельно».
Ощутив на груди холодок криса, Джессика подумала о долгой цепи планов Бинэ Гессерит, звено которой было здесь, перед ней. Эти планы позволили ей избежать смертельной опасности. «События нельзя торопить», – сказала Мейпс. Однако само течение их словно бы затягивало Атрейдесов на Арракис, и это рождало в душе Джессики дурные предчувствия. Все приготовления Миссионарии Протективы, все тщательные проверки этой, слагающейся в дом груды камней, не могли ослабить дурные предчувствия.
– А когда ты повесишь портрет и голову, начни распаковывать ящики, – сказала Джессика. – У входа дежурит человек, отвечающий за груз. У него все ключи, он знает, как разместить вещи. Забери у него ключи и список. Если будут вопросы, ищи меня в южном крыле.
– Как прикажете, миледи.
Джессика отвернулась с мыслью: «Пусть обход Хавата и показал, что резиденция безопасна, – сейчас это не так. Я чувствую это».
Желание немедленно увидеть сына охватило Джессику. Она направилась к сводчатому проходу в обеденный зал и семейные покои. Она шла все быстрее и быстрее, наконец почти побежала.
Позади нее в зале Мейпс приподняла голову и поглядела в удаляющуюся спину.
– Конечно, та самая, – пробормотала она. – Бедняжка.
– Юэ!
Дверь была распахнута настежь, и Джессика влетела в комнату с желтыми стенами. С левой стороны оказался покрытый черной шкурой небольшой низенький диван, два пустых книжных шкафа. Справа, обрамляя другую дверь, помещались такие же книжные шкафы, стол с Каладана и три кресла. У окон спиной к ней стоял доктор Юэ, внимательно рассматривавший окрестности.
Джессика еще раз неслышно шагнула вперед.
Она заметила, что пиджак Юэ помят, у левого локтя белеет пятно, словно он прислонился к мелу… Как будто на скелет из палочек напялили великоватое черное одеяние, так что со спины доктор казался карикатурной фигурной марионеткой в руках кукольника. Только голова с длинными эбеновыми волосами, перехваченными на плече кольцом школы Сукк, казалась живой и слегка шевелилась вслед каким-то движениям за окном.
Не найдя сына, она снова оглядела комнату. Закрытая дверь справа, она знала, вела в спальню, которая понравилась Полу.
– Добрый вечер, доктор Юэ, – спросила она, – где Пол?
Он словно бы кивнул кому-то за окном и, не поворачивая головы, отсутствующим тоном проронил:
– Ваш сын устал, Джессика. Я послал его в эту комнату отдохнуть.
Тут он вздрогнул и резко обернулся, усы свисали по бокам пурпурных губ:
– Простите меня, миледи! Я оговорился… я… не хотел быть фамильярным…
Она улыбнулась, подала ему правую руку. На мгновение ей показалось, что он рухнет на колени.
– Пожалуйста, Веллингтон.
– Так назвать вас… я…
– Мы знакомы уже шесть лет, – сказала она. – Все эти формальности с глазу на глаз давно можно было отбросить.
Юэ выдавил легкую улыбку с мыслью: «Кажется, сработало. Теперь она все необычное, что сумеет еще заметить во мне, отнесет на счет смущения. Она не станет докапываться до более глубоких причин, если ответ уже известен».
– Боюсь, я замечтался, – сказал он. – Когда я… особо сочувствую вам, извините, в мыслях я называю вас… ну, Джессика.
– Сочувствуешь мне? Почему?
Юэ пожал плечами. Он давно уже заметил, что у Джессики не было дара полного ясновидения, как у его Уанны. И все же, когда это было возможно, он оставался правдив с Джессикой. Так безопасней.
– Ну и дыра, ми… Джессика, – споткнувшись на имени, он продолжил: – Сущая пустыня в сравнении с Каладаном. А люди! Горожанки под покрывалами причитали на нашем пути. И как они глядели на нас!
Она охватила себя руками, ощущая кожей прикосновение ножа-криса с лезвием из зуба песчаного червя, – если в отчетах чего-то не напутали.