Дюна
Шрифт:
– Я помню, как мы с твоим отцом впервые вошли в этот зал, – проговорил Гурни. Он обвел взглядом потолочные балки и высокие узкие окна. – И тогда мне тут не понравилось, а уж теперь и подавно. Во всяком случае, в одной из наших пещер было бы намного безопаснее.
– Вот слова настоящего фримена, – заметил Стилгар, и холодная улыбка Муад'Диба не ускользнула от его внимания. – Может, все же передумаешь?
– Это место – символ, – строго сказал Пауль. – Тут жил Раббан. Заняв дворец, я всем показываю, что победил окончательно… Отправь людей осмотреть
– Как прикажешь, – ответил Стилгар, но в его голосе прозвучало отчетливое недовольство; однако он, разумеется, подчинился.
Появившиеся связисты тут же принялись разворачивать свое оборудование у гигантского камина. Фримены, пополнившие поредевшие в битве ряды федайкинов, встали на часах вдоль стен зала. Слышалось бормотание, часовые подозрительно оглядывали диковинное для них помещение. Вдобавок это место слишком долго было логовом врага, чтобы можно было вот так просто прийти сюда и чувствовать его своим.
– Гурни, отправь эскорт за Чани и моей матерью, – распорядился Пауль. – Чани уже знает… о нашем сыне?
– Мы послали сообщение… милорд.
– Подателей из котловины уже вывели?
– Да. Буря уже почти прошла.
– Какой она нанесла ущерб?
– По оси – на посадочном поле и в складах на равнине – ущерб причинен весьма значительный, – ответил Гурни. – Как бурей, так и сражением.
– Надо полагать, все же не настолько значительный, чтобы нельзя было поправить за деньги.
– Если не считать жизни погибших… милорд, – поклонился Гурни, и в его голосе прозвучал упрек, словно Гурни спрашивал: Когда это было, чтобы Атрейдес думал прежде об имуществе, чем о людях?
Но Пауль был целиком сосредоточен на своем внутреннем зрении и разрывах в стене времени, которая все еще лежала на его пути. И сквозь каждый разрыв катился в его будущее ревущий джихад…
Он вздохнул, пересек зал, приметив кресло у противоположной стены. Это было кресло из столовой – может быть, когда-то в нем сидел отец. Впрочем, сейчас это было всего лишь кресло, предмет, на который можно было сесть, чтобы справиться с усталостью и скрыть ее от людей. Он уселся, оправил полы бурки, укрыв ноги, распустил дистикомб у горла.
– Император все еще сидит в своем разбитом корабле, – сказал Гурни.
– Ну и пусть пока сидит – подержите его там немного, – отмахнулся Пауль. – А Харконненов нашли?
– Еще не всех убитых осмотрели, милорд.
– Что ответили с кораблей? – Пауль дернул головой, указывая вверх.
– Пока ничего, милорд.
Пауль вздохнул, устало откинулся на спинку кресла и наконец сказал:
– Приведите мне какого-нибудь сардаукара из пленных. Надо отправить Императору послание – пора обсудить условия.
– Да, милорд.
Гурни повернулся, жестом подал сигнал одному из федайкинов, который тут же занял пост возле Пауля.
– Гурни, – прошептал Пауль, – с тех самых пор, как мы с тобой
– Если угодно, милорд… – проговорил Гурни, прочистил горло и произнес: – «И победа в день тот стала скорбью для всего народа; ибо услышали люди, как скорбит царь о сыне своем».
Пауль прикрыл глаза, вытесняя скорбь из сознания: ей придется подождать своего часа, как некогда ждала скорбь об отце. Сейчас же он был поглощен открытиями этого дня. О вероятностях будущего, о том, что в них теперь соединятся и его будущее, и будущее Алии. О скрытом в глубинах его сознания присутствии Алии…
И это было самое странное из всех проявлений его видения во времени. «Я встала на пути твоего будущего, – говорила Алия внутри, – чтобы лишь ты один мог слышать мои слова. Даже ты так не можешь, брат мой. Это хорошая игра, по-моему! И… да, знаешь, я убила нашего деда – выжившего из ума старого барона. Он почти и не почувствовал боли».
Затем – молчание. Внутренним зрением он ощутил ее уход из своего сознания.
– Муад'Диб!
Пауль открыл глаза, увидел черную бороду Стилгара, темные глаза, еще горевшие огнем битвы.
– Вы нашли тело старого барона, – сказал Пауль.
Стилгар опешил.
– Откуда ты знаешь? – прошептал он. – Мы только что нашли его труп в той огромной металлической штуке, которую соорудил Император!
Пауль оставил вопрос без ответа – он увидел, как возвращается Гурни, а с ним – два фримена, поддерживающих пленного сардаукара.
– Вот один из них, милорд, – сказал Гурни, знаком останавливая конвойных и сардаукара шагах в пяти от Пауля.
Пауль заметил, что глаза пленника словно остекленели – в них застыло пережитое потрясение. Через все лицо, от переносья до угла рта, тянулся синий кровоподтек. Это был блондин с классическими, точно высеченными из мрамора чертами лица, из тех, которые обычно занимали офицерские должности в Корпусе Сардаукаров. Впрочем, на его рваном мундире не было никаких знаков отличия, если не считать золотых мундирных пуговиц с императорской короной да полуоторванного галуна на лампасах.
– Это, по-моему, офицер, милорд, – сказал Халлек. Пауль кивнул:
– Я – герцог Пауль Атрейдес. Ты понимаешь это?
Сардаукар молча и неподвижно смотрел на него.
– Отвечай, – велел Пауль, – не то твой Император может умереть.
Сардаукар мигнул, судорожно сглотнул.
– Так кто я? – спросил Пауль.
– Вы – герцог Пауль Атрейдес, – хрипло ответил сардаукар.
Паулю он показался слишком уж покорным – но, с другой стороны, сардаукаров никогда не готовили к таким передрягам. Они не знали поражений – а привычка к одним лишь победам сама по себе может стать слабостью. Эту мысль он отложил – ее следовало обдумать как следует и внести соответствующие изменения в программу подготовки своих войск.