Джандо
Шрифт:
— Нет, Йорген, — покачал головой Ольчемьири, — ты не понимаешь… Ты можешь победить людей из красивых автомобилей. Можно остановить того, в кого вселился Кишарре, но он войдет в другого или сразу во многих… А теперь ответь: разве стал бы Йорген воевать с ножами, пулями и ружьями своих врагов? Разве стал бы он ломать их копья?
— Нет, не стал бы, — согласился Йорген. — Потому что они возьмут себе другие копья.
Ольчемьири кивнул и потом тихо спросил:
— И скажи — разве могут ружья и копья прийти сами, без тех, кто их принесет?
— Конечно, нет.
— Поэтому они и придут не одни. Кишарре придет с ними. А может быть, даже… он
— Я хочу вам кое-что рассказать, — произнес Профессор Ким, когда веселый обед уже давно закончился и Папаша Янг удалился с Ольчемьири и Мукембой в свою комнату для длительного разговора.
Урс и Ким вышли на террасу Папашиного дома выкурить по сигарете и посмотреть на кровавый закат, после которого почти мгновенно на саванну обрушилась ночь.
— Послушайте, мы ведь все чувствуем, что, происходит что-то странное, только не решаемся об этом заговорить. Я ведь прав?!
Поэтому я хочу вам кое-что рассказать… О Спиральной Башне. Понимаете, это не повторялось уже очень давно. Не знаю, быть может, это некоторое ясновидение. Вряд ли я могу это контролировать, может быть, совсем немного… Но в Найроби это случилось снова… Я видел этот перстень там и узнал его… И этого человека… Это не просто развлекающаяся компания в нарядных джипах. Но… и они узнали меня. И я знаю еще кое-что! Возможно, я смогу теперь… пользоваться этим. Вы понимаете?! Я сейчас попытаюсь…
— Профессор, дорогой мой, — проговорил Урс, — я прошу вас, перестаньте волноваться и расскажите нам все, что вы хотите рассказать. Я понимаю — это будет звучать необычно, может быть, невероятно, но вспомните: мы все здесь находимся по весьма необычным причинам…
— Хорошо. — Профессор Ким сделал глубокую затяжку и подумал, что сигареты «Кэмел» все же отличная штука. Потом его голос стал совершенно ровным: — Спиральная Башня… Это случилось почти тридцать лет назад…
Йорген прислонился к деревянной колонне, поддерживающей террасу, слушал невероятную историю Профессора Кима и вспоминал о Петре Кнауэр. Уже в который раз за сегодняшний день он вспоминал Петру. Нет, он не хотел бы к ней вернуться, конечно, нет. Но почему-то его губы разошлись в чуть грустной улыбке.
Последнюю птицу сожрали ревущие колеса «мицубиси». Маккенрой тряхнул головой — оцепенение прошло.
— Боже мой, — проговорил Маккенрой, — я только что угрохал четырех страусов. Зачем?! — Он вдруг резко ударил по тормозам. Мистер Норберт прав (что за наваждение?!) — это отличная машина. Сработало антиблокировочное устройство, и автомобиль даже не занесло. (Боже мой! Я только что угрохал четырех страусов… Наваждение?..)
«Мицубиси» стоял на середине тропы. Маккенрой вышел из машины — его тошнило, и ему надо было помочиться. Сразу же со всех сторон Маккенроя обступила ночь. Какого черта он здесь делает? Сумасшедшая гонка, выигрышные цифры, раздавленные страусы… Наваждение? Абсолютно мирный и улыбчивый бармен Маккенрой, мечтающий лишь расширить свое заведение и заполняющий карточки телевизионных лотерей… Какого черта! Маккенрой пошевелил согнутыми пальцами — ладони были непривычно влажными. Но ведь они заставили разбить табличку, а мистер Норберт ее вернул. А то, что можно вернуть, иногда обладает особенной силой… Вот в чем дело.
Маккенрой повернул голову, и в следующее мгновение волна ужаса прошла по его телу — в нескольких метрах от тропы стоял огромный лев и разглядывал Маккенроя своими золотистыми глазами. Лев был удивлен. Чутье подсказывало ему, что двуногий боится, что он безопасен. Но лев был довольно стар, хотя по-прежнему мощен. Никто из подрастающего молодняка еще не посмел бросить ему вызов. А странствующим одиночкам лев задавал хорошую трепку. Он все еще оставался главой прайда. И поэтому лев понимал, что обстоятельства появления здесь двуногого весьма необычны. За свой немалый век ничего подобного он не видел. Лев принюхался. Маккенрой почувствовал ватную слабость во всем теле — ведь у него не было даже ружья, у него не было с собой ничего, кроме маленького зеркального осколка. И самого лучшего в мире автомобиля. Вот в чем дело! Вот что останавливает льва — постоянное чувство плеча, на которое можно опереться. Мистер Норберт был здесь, сейчас… И древний инстинкт подсказал льву, что он больше не является единственным повелителем этой ночи. Черное лицо Маккенроя расплылось в улыбке, и эту улыбку нельзя было спутать ни с чем: именно так будет улыбаться скрипач и президент Юлик Ашкенази, когда небольшое устройство — пейджер сообщит ему, что бананы могут начать гнить. Лев повернул свою косматую голову и не спеша удалился в буш.
Маккенрой вспомнил, что он собирался помочиться. Потом он подошел к автомобилю и взялся рукой за дверцу. Что-то заставило его повернуться. Прямо над ним, заливая Землю своим грозным светом, стояла полная луна.
Маккенрой сел за руль и включил зажигание.
Мганге Ольчемьири и Йоргену Маклавски была отведена для сна маленькая комнатка на втором этаже Папашиного дома. Чуть большую комнату по соседству занимали патер Стоун и Профессор Ким, и совсем крохотную комнатку — сэр Урсуэл Льюис. Морриса Александера и остальных Папаша Янг разместил в небольшом домике для гостей, расположенном напротив входа в основное здание. Главного аскари Сэма почему-то не удивило, что Йорген предложил на эту ночь выставить охрану.
«Нет, Папаша точно не в себе, — подумал Йорген, отдавая Сэму последние распоряжения. — После беседы с мгангами он наговорил нам уже какой-то полной ерунды…
Сэр Джонатан Урсуэл Льюис проснулся среди ночи с ощущением того, что он умирает от любви. Липкий пот и подступающее удушье вывели сэра Льюиса из сказочного сна в безнадежную реальность, где существовало множество рациональных запретов и наложенных цивилизацией табу и где была единственная на земле женщина, годящаяся ему в дочери, за которой он был готов последовать даже в Страну Мертвых.
— Бог мой, я что— влюбленный мальчишка?! — К счастью, к сэру Льюису стала возвращаться его привычная ирония. — Что за нелепое наваждение?
Он промокнул платком лоб. Ему показалось, что он совсем проснулся.
Да, мой дорогой Урс, вам следует быть осторожнее… В вашем возрасте вредны столь острые блюда.
Сэр Льюис снова лег и, как только его голова коснулась подушки, тут же уснул. И снова провалился в сон, где остался терпкий дурман наготы ее тела. Он был счастлив в этом сне под белыми потоками пенящейся воды. В этом сне он был веселым молодым богом, превращающим виноград в вино, и страстно и радостно любил юную девственницу Зеделлу под бурными брызгами пенящегося водопада. Он почти физически ощущал, как слилась их плоть и как потоки любви заставляют пульсировать и сладостно дрожать их стонущие тела. Он занимался любовью с Зеделлой, юной речной нимфой, и от их соития повсюду стали распускаться белые цветы.