Джангл
Шрифт:
Волны морские перестали расступаться перед мажорами; врезалась колесница в прозрачную стену, подняв кучу брызг, и окаменели братья.
– Так и появились Адалары [13] , – закончил рассказ Женя.
– Ну ты даёшь! – сказала одна из девушек. – Тебе надо книжки писать.
– Как-нибудь попробую.
Глава пятая
Маски
В цеху объявился с поступью длинной —
Пролетарский поэт Маяковский Владимир.
13
Так
И действительно из-за ширмы, на которой наклеена реклама сосок от «Резинотреста» [14] , появился «красный» поэт. Твидовый костюм, яркий галстук, «Бостон» со стальными набойками. Оставляя за собой дымный шлейф от папиросы, Владимир Владимирович стремительно прошёл на лобное место, остановился, смеха ради сделал лицо построже и начал идти по «лесенке»…
Остр спор,
слова блестят как стилет.
Токарь уверен в себе,
Поправил маслянистый жилет.
14
Её текст гласит: «Лучших сосок не было и нет, готов сосать до старых лет».
Сей плакат создали Владимир Маяковский и художник Александр Родченко.
Фрезеровщик упрямится,
не соглашается; выбрасывает дым сигарет.
Оба стоят на своём:
у правды – мой рот – её дом!
Улыбаются люди кругом:
Павел, Олег и узбек Мавлон.
Фрезеровщик и токарь
оказались в НИИ:
Нафантазировали
до такой степени.
Будто смогли
шире раскинуть мозги:
изобрели!
Чудо какие станки!
Летающие!
От телодвижений ненужных уберегающие!
Ну, это так… Фантазия!
Тут ведь о чём спор? Что за оказия?
Патент! Кто его получит?
Кому государство важную бумагу вручит?
«Мне!»
– фрезеровщик представил жизнь как во сне.
«Не!»
– токарь остался на своею волне.
«Его получит НИИ,
так как ты нанят им раскинуть мозги.
Вот не было б такого уговора,
ступал бы ты с патентом с богом».
– Что ты такое говоришь?!
НИИ получит от меня шиш!
«Ну, не совсем» —
поправился фрезеровщик,
Приоритет за учреждением
– это я знаю точно.
Но я – хозяин своего изобретенья,
распоряжаюсь им по воле своего хотенья!
Глаза горят, будто и правда,
что не пуста сия бравада.
Чётко представляется ему
нависшая станков армада.
Гудок!
Дуэль резца с фрезою прекратилась.
Рты спорные
как по команде зачехлились.
Пора вставать
за реальные станки,
Работая на них, тоже
нужно напрягать мозги.
Пролетарский поэт исчез так же стремительно, как и появился. Павел остался доволен своей фантазией; ему даже показалось, что уловил запах одеколона Владимира Владимировича.
Все стали расходиться по местам, а Валера и Леонид не могли угомониться:
– …ты здесь работаешь фрезеровщиком. А вот если бы директор тебя нанял придумать этот станок: то дали бы тебе премию, пожали руку – и гуляй Вася!
– Патент-то я получу. Просто Коровин имеет право пользоваться этим изобретением, так сказать, вне очереди.
Так они и спорили: один про одно, другой про другое толкует. Лица красные, но, что характерно, довольные.
Фантазёр сначала прошёл на склад – написать Вике пару строк, а уж потом направил стопы к своему станку. Увидев, что вместо щуплого Валеры на фрезерном участке крутится крепыш Лукашин, Павел обратил внимание Леонида на сей факт:
– Смотри, как у Валерки башка раздулась! Наверное, станок летающий изобретает!
– Да, – заулыбался токарь. – И поседела: чего-то не то получается.
13:03 Ты как-то писал, что у тебя была девушка – расскажи про неё.
Вспомнилась уловка одна: чтобы девушку заинтересовать ещё больше, нужно рассказать какую-нибудь трагическую историю любви. Что Паша и попробовал сделать. У самого аж ком в горле встал.
14:16 Я её очень любил… Мы не успели запятнать нашу любовь сексом – она умерла. Больше ничего не скажу.
15:22 Паша! Извини, я же не знала! И ты никому не обязан раскрывать душу!
Чуть позже Павел понял, какую глупость сморозил: зачем-то придумал про смерть не подумавши. Очернил свою душу: нашёл чем манипулировать. Но слово – не воробей.
Частенько попадаются индивидуумы, которые нет-нет, да и наступят на больную мозоль, и причём сознательно:
– Да не бреши, не было у тебя девчонки.
– Откуда тебе известно?
– Видно. По повадкам твоим.
– И что же ты видишь такого?
– Не могу объяснить, Паша. Вот можно же определить, например, еврея? Можно! Так и тут! Ну не было у тебя девчонки, – ответит Леонид, и как начнёт глазами буровить.
Какое ему удовольствие в этом разоблачении – неизвестно. Чтобы избежать подобных моментов, и приходится пыль в глаза бросать: как бы между прочим упоминать про своих новоявленных знакомых, с которыми переписывался по телефону, через службу знакомств.
А однажды удалась такая «афера». Как-то спросил Леонид Пашу:
– Ты чего такой пришибленный сегодня?
– Да так.
– Жанку с другим увидел? – заулыбался, значит, Лёнька; реакцию считывает.
– Да нет. С Иркой поругался, – кинул Паша в ответ и начал лихорадочно соображать: с какой такой Иркой, из-за чего поругались?
Хорошо, что он недавно был на концерте; вот и придумалась ему девушка, которой не понравилась музыка, да и голова к тому же у неё разболелась. А Паша, стервец такой, не желал покидать площадку: пришлось ей, бедняжке, одной до дома добираться.
Нарочно не придумаешь, но Паша сумел наговорить с три короба. После этого с Лёнькиной стороны слышалось меньше подколов на эту тему: усомнился, небось, в своей проницательности. Хотя и без него хватает в цеху сексологов. Например, дед Кожан. Частенько эротические истории рассказывал при Паше: видимо, зрел в этом особенную изюминку. А мог провести неприличный инструктаж, за что и получил кличку – «Сенсей». У Паши даже хокку [15] родилось после его наставлений:
15
Японский стихотворный жанр. Первая строка – пять слогов. Вторая строка – семь слогов. Третья – пять.