Джаз. Великая история империи греха и порока
Шрифт:
Буйство продолжалось всю ночь в Округе, Французском квартале и других районах, где можно было встретить чернокожих. Было ясно, что у бунтовщиков была лишь одна кошмарная цель. «Ими двигало только одно – желание убивать негров, – как выразилась “Пикайюн”. – Всех черных, встречавшихся на пути, они избивали и пристреливали» [252] . И, несмотря на это, полиция Нового Орлеана никого не арестовала.
К утру трое чернокожих были жестоко убиты, шестеро получили тяжелые травмы. Еще около пятидесяти человек были ранены, в том числе пятеро белых, двое из которых были ранены по ошибке, троих избили или застрелили просто потому, что возмутились бессмысленному насилию [253] . Опасаясь, что беспорядки не утихнут на следующие сутки, мэр Пол Кэпдевилль, поправлявшийся после болезни за городом, вернулся в Новый Орлеан. Он приказал закрыть все салуны в городе и потребовал собрать особое добровольческое ополчение из пятисот человек, чтобы подавить беспорядки. К вечеру в его распоряжении было в три раза больше человек, среди которых оказались сотни влиятельнейших граждан города. Это неудивительно, ведь бизнес в Новом Орлеане попросту застопорился: толпы новоорлеанцев – как черные, так и белые – покинули свои рабочие места, мятеж негативно отразился даже на рынке услуг по обеспечению безопасности. Необходимо было что-то предпринять. «Лучшие из белых горожан, – по словам Иды Уэллс, – начали понимать, что Новый Орлеан, находящийся в руках толпы бунтовщиков, не привлечет инвестиции с востока. Поэтому они решились действовать – не для того, чтобы наказать мучителей негров, а чтобы спасти репутацию города» [254] .
252
«НОДП» от 26 июля 1900 года.
253
Потери в результате ночи беспорядков см.: Хейр, «Карнавал», стр. 152–155.
254
Уэллс-Барнетт, «Самосуд в Новом Орлеане», стр. 33.
Каковы бы ни были его мотивы, но гражданскому ополчению удалось погасить беспорядки. К вечеру четверга, когда на помощь дружинникам подоспели военные, казалось, что город снова взят под контроль – но прежде еще двое черных были убиты и пятнадцать – избиты или ранены. Установилось подобие порядка, но никто не забывал, что Роберт Чарльз все еще на свободе. И никто не знал, что случится, когда этого «кровожадного поборника превосходства черной расы» [255] наконец поймают.
255
Хейр, «Карнавал», стр. 2.
Роберт Чарльз затаился в задней пристройке дома по адресу Саратога-стрит, 1208, всего в четырнадцати кварталах от его жилища на Четвертой улице [256] . Здесь – в небольшой комнате, занимавшей весь второй этаж здания, – он скрывался уже три дня, с тех пор как ранним утром во вторник пришел сюда с места перестрелки. Возможно, это было не лучшее укрытие. Соседи знали, что он дружит с семьей Джексонов, арендовавшей у белого владельца большую часть многонаселенного двухквартирного дома; любой следователь, опрашивавший друзей и знакомых стрелка, рано или поздно узнал бы о Джексонах. Но из-за травмы ноги Чарльз по-прежнему передвигался с трудом. И поскольку теперь он оказался самым знаменитым чернокожим в Новом Орлеане, чье лицо красовалось теперь на первых страницах всех ежедневных газет, выбора у него не осталось. Иллюзий о том, чем закончится это приключение, – тоже. Чернокожему, убившему двух белых полицейских в Новом Орлеане 1900 года, ни при каких обстоятельствах не позволили бы объясниться в суде.
256
Описание происшествия на Саратога-стрит составлено с опорой на Хейра, «Карнавал», стр. 156–174 и газетную хронику того времени.
Поэтому Роберт Чарльз готовился защищаться. Его винчестер был еще при нем, а в шкафу на первом этаже под узкой лестницей он в маленькой угольной печи плавил из свинцовой трубы самодельные пули. Его намерения были ясны: если ему суждено погибнуть от рук разъяренной толпы или новоорлеанской полиции, он собирался забрать с собой на тот свет как можно больше людей.
Дежурство Чарльза подошло к концу вечером в пятницу, когда он увидел, как на Саратога-стрит медленно выехал полицейский патрульный фургон. В тот день, незадолго до полуночи, суперинтендант Гастер получил наводку. Чернокожий информатор утверждал, что беглеца укрыла семья Джексонов – его предполагаемых родственников. Осторожно расспросив соседей, адрес дома удалось выяснить: Саратога-стрит, 1208. И хотя это была лишь одна из множества наводок, полученных Гастером после перестрелки, она заслуживала доверия. Поэтому он послал на разведку одного из своих лучших подчиненных – сержанта Габриеля Портеуса, сумевшего отогнать толпу от окружной тюрьмы в среду [257] , вместе с тремя полицейскими из второго участка.
257
О действиях Портеуса во время беспорядков у Новоорлеанской окружной тюрьмы писала «НОДА» от 26 июля 1900 года. См. также Хейр, «Карнавал», стр. 152, 159–160.
Около трех часов дня, увидев полицейский фургон, Чарльз собрал оружие и укрылся в шкафу под лестницей на первом этаже. Приоткрыв дверцу шкафа, он ясно видел входную дверь пристройки и дворик, отделявший переднюю часть здания от задней. Чарльз сел там – на тот же стул, на котором раньше плавил пули, – с заряженным винчестером на коленях.
В это время во дворе снаружи сержант Портеус и капрал Джон Лалли допрашивали жильца дома, чернокожего рабочего по имени Сайлас Джексон. Обойдясь без предисловий, Портеус спросил его, где «его брат Роберт Чарльз». Джексон, дремавший после работы и едва проснувшийся, ответил, что брат у него есть, но его зовут Чарльз Джексон, а «Роберт Чарльз ему не родственник» [258] . Портеус, надеясь заставить Джексона рассказать все, что известно (а он почти наверняка знал, что беглец скрывался в пристройке к его дому), настоял на том, что Чарльз – его брат, и арестовал его. Затем сержант потребовал, чтобы Джексон позволил им обыскать дом. Джексону не оставалось ничего, кроме как согласиться, и он провел их ко входной двери пристройки.
258
Хейр, «Карнавал», стр. 161–162.
Войдя внутрь, Портеус заметил ведро с водой на маленьком столике в дальнем конце комнаты, около шкафа, где прятался Роберт Чарльз. Сказав, что он хочет пить, Портеус подошел к ведру и взял ковш. Чарльз не медлил. Просунув ствол в приоткрытую дверцу шкафа, он выстрелил в упор в грудь Портеуса, а затем нацелил ружье на Лалли и пустил пулю капралу в живот. Оба полицейских получили смертельные ранения и рухнули на пол.
Когда Сайлас Джексон в панике выбежал из комнаты, Чарльз собрал самодельные пули и пронес их вместе с ружьем и револьвером, на второй этаж. Там он ногой пробил большую дыру в тонкой деревянной стене и прополз в пустующую комнату соседней квартиры. Теперь, получив доступ в обе половины двухквартирного дома, он мог одновременно держать под наблюдением двор перед пристройкой и узкие переулки по обе стороны от нее. Он явно готовился к последнему бою и не собирался легко даваться в руки полиции.
Уже через несколько минут на улице перед зданием столпились белые соседи и прохожие. Двое полицейских, сопровождавшие сержанта Портеуса, к тому времени уже доложили о перестрелке в участок и ожидали подкрепления. Но другие были не столь осторожны. Скопище соседей, судя по всему решивших, что Чарльз сбежал, наводнило двор пристройки и окрестные переулки. Патрульный Питер Фенни, живший в том же квартале и не находившийся в тот день при исполнении служебных обязанностей, зашел в дом и обнаружил, что Портеус мертв [259] . Лалли, сидевший на полу в медленно расплывающейся луже крови, на последнем издыхании попросил его привести священника. Фенни выбежал на улицу и вскоре уже вел сквозь беспорядочно двигавшуюся толпу отца Фитцджеральда из близлежащей церкви.
259
Описание увиденного патрульным Фенни см.: «Показания офицера полиции Фенни» в «НОДП» от 15 мая 1901.
И тут Роберт Чарльз решил, что пришло время дать о себе знать. Окинув взглядом собравшуюся во дворе толпу, он выбрал белого юношу, стоявшего у забора, нацелил на него свой Винчестер из заднего окна и выстрелил. Юноша – девятнадцатилетний Артур Брумфильд – был ранен в бедро и упал на землю среди перепуганной толпы. Пока другие пытались выбежать с закрытого двора, Брумфильд пополз к лестнице, ведущей в переднюю часть здания. Оглянувшись, он увидел, что Чарльз целится в него из окна второго этажа. «Бога ради, не стреляйте» [260] , – якобы закричал он. Но Чарльз выстрелил снова, и на этот раз пуля пробила грудь парня. Он умер мгновенно.
260
Хейр, «Карнавал», стр. 166.
Весть о том, что укрытие Чарльза обнаружено, уже распространилась по всему городу. На место съехались полицейские из всех центральных районов. Сотни вооруженных белых горожан сбежались туда, покинув свои дома и работу. Вновь было созвано гражданское ополчение. Мэр Кэпдевилль, которому сообщили о случившемся, когда он нежился в турецкой бане в отеле Сент-Чарльз [261] , сразу понял, какую опасность ситуация представляет для города. Он приказал военным немедленно прибыть на Саратога-стрит с двумя пулеметами Гатлинга, якобы дав указания открыть огонь по толпе белых, если их гнев вновь выльется в насилие над ни в чем не повинными чернокожими.
261
См.: Хейр. Карнавал, стр. 167.
Возле дома 1208 на Саратога-стрит воцарился хаос. Улицы района заполнило от десяти до двадцати тысяч человек. Сотни из них вскарабкались на крыши окрестных домов и стреляли по окнам второго этажа пристройки. Чарльз, перемещавшийся из комнаты в комнату через дыру, пробитую в стене, вел огонь по ним то из одного, то из другого окна. Каждый его выстрел вызывал ответный шквал пуль [262] , изрешетивших окна и деревянный фасад пристройки. Насколько тяжело был ранен Чарльз, неизвестно, но он хорошо потрепал своих противников. Семеро из них – как полицейские, так и простые граждане – получили тяжелые увечья, еще около дюжины – ранения меньшей тяжести. К тому немногому, что горожане знали о Роберте Чарльзе, добавилось неоспоримое достоинство – он был отличным стрелком.
262
Согласно «НОДП» от 28 июля 1900 года, в пристройку, где засел Чарльз, в тот день попало около пяти тысяч пуль.