Джед и кафе

Никель Энхарт

– Я смотрю, многое ты уже знаешь. Хорошо, что я подарил тебе ту книгу про поезда.

– Да, там интересные картинки. Правда, читать я не умею. И только...

– Что?

– Только я её случайно, ну... ты понял?

– Нет. Говори прямо.

– Ну, когда я играл, то случайно порвал её. Извини, пап.

– Ничего.

– Значит, ты купишь мне новую книгу?

– Об этом не может быть и речи.

– Эх. Ладно.

И так мы шли с ним по длинным рельсам. На небе стало немного смеркаться. Затем ноги перестали болеть, и я снова пошёл пешком (правда, ненадолго). А тем

временем, вечер, незаметной тенью, всё больше давал о себе знать. Мы видели, как он приближался к нам. А увидеть вечер, это уже очень неплохо. Мы, всё больше, погружались в него. Мы видели, как падал закат. Он, всё глубже, уходил под землю. Летом день всегда длится намного дольше, чем зимой. Это все знают. Когда меня спросили, почему так выходит, то я ответил, потому что это лето. Оно хотело, чтобы мы с папой подольше погуляли сегодня. Но, видимо, оно уже решило, что пора домой и, мы уже нагулялись. И это неправда...

Всё чаще я стал спотыкаться об шпалы. Я удивлялся, как папа так умело перешагивает через них даже в тёмное время суток. Один его шаг был равен моим трём-четырём. Неудивительно, почему он не уставал. Ведь у взрослых всё не так, как у детей. И я всегда знал, что они устают меньше, чем мы. Почему? Да потому что они взрослые, и этим всё сказано.

– Пап, а правда, что железная дорога бесконечная, и у неё нет конца?

– Конечно, это не правда. Кто тебе сказал такую ерунду?

– Никто. Просто, мы уже так долго идём, а она всё не кончается.

– О, мы с тобой даже половины не сможем пройти за всю нашу жизнь. Но всё когда-нибудь кончается. И железная дорога не исключение.

– Всё-всё кончается?

– Да, всё.

– А нам говорили, что памятники стоят вечно.

– Ну, если только памятники. И то, какой-нибудь энтузиаст, однажды, отломает руку твоему памятнику, а то хуже, и голову.

– Энтузиаст?

– Так. Ну. Просто памятники, они ведь не живые, верно?

– Да.

– К чему я это говорю. Потому что только живым может придти конец.

– Всем живым?

– Именно.

– И людям тоже?

– Да. Особенно людям. Время летит слишком быстро.

– А нам говорили, что после смерти есть жизнь.

– И где ты только такого понабрался?

– В детском саду.

– Чего вам только не наговорили в этом детском саду. Ты ещё мал, чтобы забивать свою голову всякой ерундой. Со временем, её и так будет в твоей голове предостаточно.

– Значит, облака тоже умирают?

Отцу надоели мои вопросы. Мне же было просто интересно узнать, что и как устроено. Сейчас я ещё слишком мал, чтобы знать всё. Чтобы знать правду. Я слишком слаб, чтобы принять её такой, какая она есть. Отец часто поглядывал на меня. Разглядеть его лицо становилось всё труднее в этой темноте. Я видел лишь отдельные черты. Но, в один момент, глаза его стали напуганными и стали, как две луны. Это был страх. Страх за меня. Потому что я чуть не упал. Но он смог подхватить меня.

– Осторожно. Не спотыкайся. Ты как? Проголодался?

– Да.

– У меня осталось ещё немного бутербродов в рюкзаке. Ну, что, тогда устроим привал или пойдём дальше?

– Привал.

И мы сидели с ним и хомячили оставшиеся бутерброды и запивали, уже остывшим чаем. Папа и сын. На небе совсем потемнело. Луна сверкала на нас своими лунными лучами. Что? Если у солнца есть лучи, то почему их не может быть и у луны? Только лучи у луны совсем по-другому выглядят. Это я сам придумал. Я вспоминал разные сказки, которые мне мама часто читала перед сном. С приходом луны, они все оживали. И если бы я был сейчас совсем один, то мне стало бы очень страшно. Но с папой я ничего не боюсь. Совсем. Это правда.

– Ты уже съел больше, чем я.
– Говорил папа.
– Ты точно уверен, что не лопнешь?

– Ага.

– Хах. Ну, ладно.
– Он прикоснулся своей рукой к моей голове и поерошил мои волосы.

Мы проглядывались в тёмную, тихую ночь. Мама, наверняка, будет беспокоиться. Взрослые всегда беспокоятся о нас. В детстве, мы часто обижаемся на них, потому что они многого не разрешают нам. Но откуда же нам знать, что они просто боятся, что с нами что-нибудь случится. Скоро нужно будет возвращаться домой. И я уже представляю, как мы идём с папой обратно по этим густым зарослям. И что-то живое в этих кустах, издалека, заслышав наши разговоры, постарается скрыться. И мы никогда не узнаем, что там было. Глупое. Оно же не знает, что мы желаем ему только добра. Конечно, я могу немного потискать это, но и то только ради интереса. Детям всегда всё хочется потрогать. Уж, такие мы. А превращаться в скучных взрослых, спешащих на работу, мы всегда успеем. Для этого всегда будет предостаточно времени. Так почему бы нам, ещё немного, не побыть детьми?

~~За окном просигналила машина.

Это Саманта. Она приехала за мной. Я жил у неё эту неделю, когда меня выписали из больницы. Сейчас мы вместе с ней уедем отсюда. Из этого города. Я хочу вернуться туда, откуда я приехал. Навещу Джи и мою лапу смерти. Саманта сказала, что поедет со мной хоть на край света. Никогда бы не подумал, что у неё есть машина.

И кстати, я думаю, что я выкарабкаюсь. В мой последний больничный день, врачи, после обследования сказали мне, что мои шансы 50/50. Но сейчас важно не это, а то, что я больше не собираюсь убегать от самого себя. Мне не стыдно быть тем, кто я есть на сегодняшний день.

Гаррисон, доктор Пандоры, позвонил мне и сказал, что Дора здорова. Я попросил, чтобы он сообщил мне о результатах.

Джеда больше нет.

Но есть я, Кристиан Блейк, мужчина, что когда-то был здесь, пил кофе в этом месте.

Сейчас я выйду из кафе и сяду в машину к рыжеволосой женщине. Время близится к вечеру, и мы уедем, обдуваемые ветром, вдаль, навстречу прекрасному закату. ~~

– Папа! Папа! Смотри. Там поезд.
– Закричал я.

И, правда, к нам с шумом приближались два горящих глаза.

– Ух ты! Дождались всё- таки. Только отойди подальше.
– Сказал он, отодвигая меня своей крепкой рукой.

– Хорошо.

Поезд, который мы так долго ждали, пролетает мимо нас, а я лишь хватаю папу за руку и смотрю только на него.

– Папа, я тебя люблю.

– Кристиан - говорит он, всё сильнее прижимаясь ко мне - А я очень люблю тебя.