Джефферсон
Шрифт:
Супруги Эппс готовы были исполнить просьбу массы Томаса, но каждый раз всплывали какие-то препятствия, заставлявшие отложить отплытие. Кроме того, отец Полли требовал, чтобы женщине, назначенной сопровождать её, была сделана прививка оспы. Эппсы нашли подходящую чёрную невольницу, она была согласна подвергнуться страшной процедуре и плыть через океан, но вдруг выяснилось, что она беременна и не может взяться за такое важное дело. Тогда тётя-сестра Элизабет, отчаявшись, попросила Салли взять на себя эту роль. На прививку времени уже не оставалось, но зато Полли так любила свою няньку и так доверяла ей, что с нею ей плыть было бы менее страшно, чем с кем-нибудь другим.
Почему Салли согласилась?
Воображала, что ей удастся преодолеть
Не хотела расставаться с Полли, которая стала для неё за прошедшие годы ближе родной сестры, а точнее, племянницы?
Рвалась увидеть новые страны, города, людей?
Ведь с далёкой Францией ей довелось столкнуться ещё в детстве, не выезжая из Монтичелло. Той весной, когда родилась Люси Элизабет, поместье посетил французский генерал. Его слуга Марсель знал лишь несколько слов по-английски, и все Хемингсы потешались, слушая за обедом на кухне его рассказы, сопровождавшиеся прыжками, гримасами, выкриками, мычанием, кудахтаньем. Салли запомнила несколько французских слов: «вояж, бонжур, оревуар, руж, нуар». Ну и конечно, те три слова, которые Марсель неизменно произносил, устремляя свой чёрный блестящий взгляд на неё, девятилетнюю, когда сталкивался с ней у конюшни, на кухне, под цветущей сиренью: «мадемуазель», «шарман», «манифик».
Возможно, эти встречи происходили не совсем случайно. Марсель мог вынырнуть из-за поворота тропинки, из кустов боярышника, из тени, отбрасываемой главным домом на карету французских гостей. И каким-то чудом вслед за ним, неведомо откуда, неизбежно появлялась мама Бетти. Будто она находила его и шла за ним по запаху французского одеколона, всегда окружавшего его невидимым облаком. А у Салли каждый раз от этих встреч оставалось чувство, будто кто-то надел ей на шею невидимое тесное ожерелье.
Такое же чувство тесного ожерелья она пережила три года спустя, когда они с Полли уже жили в поместье Эппсов. Но в этот раз приехавший в гости пятнадцатилетний племянник хозяев не удостаивал её ни взглядом, ни словом. Чёрная девочка-рабыня не представляла никакого интереса для отпрыска белых богачей. Это она, тайком поглядывая на него, мысленно произносила «шарман», «манифик», «амур». Бусины ожерелья казались мягкими, боль, вызываемая ими, была сладостной, но всё же это была боль. И её никак не удавалось превратить в очередное «как будто».
В первые дни плавания Салли ощущала себя виноватой перед Полли. Ведь это она придумала и подсказала тёте-сестре Элизабет, как можно заманить девочку на корабль. Полли начинала рыдать, как только заходила речь о возможном расставании с любимыми дядей и тётей, с их уютным домом, со всеми лошадьми, кошками и собаками, которых она знала по именам, кормила и гладила своими руками вот уже три года.
А что, если устроить «как будто» праздник на воде?
Как будто капитан Рэмси захотел порадовать всех детей семейства Эппс. И как будто исключительно для этой цели привёл свой бриг «Роберт» вверх по реке Джеймс до самого поместья Эппингтон. Полли поверила и вместе со своими кузинами радостно носилась по палубе и трюмам, играя в прятки и жмурки. А потом, к вечеру, для всех был устроен праздничный ужин на капитанском мостике. После которого, как и следовало ожидать, Полли безмятежно уснула в кресле. Её кузин родители тихо увели на берег и увезли домой. А Полли проснулась на следующий день посреди океана.
Нет, на Салли она не сердилась. Ведь её нянька и сама стала жертвой обмана — так она считала. Её тоже оторвали от любимого дома, от всех родных, послали в неведомую даль, полную чужих людей и разных опасностей. Теперь им обеим нужно было собрать все детские силёнки, чтобы перетерпеть — оставить позади — пять недель жизни между небом и водою. В Священном Писании сказано, что Бог отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью, «и назвал сушу землёю, а собрание вод назвал морями». Однако корабль их, видимо, заплыл в те места, где это отделение ещё не произошло. Суши, с травой и деревьями, не было нигде — лишь мокрая холодная вода и ослепительно равнодушное небо.
Девочкам оставалось только придумывать новые «как будто». На тесном камбузе добрый кок, негр Вилли, уступал Салли одну конфорку на плите, и она «как будто» варила на ней кашу для них обеих или пекла лепёшки из кукурузной муки. Тот же Вилли извлекал из океана бадью воды, чтобы Салли могла «как будто» постирать одежду.
Раз в три дня они устраивали купание. Здесь «как будто» не требовалось, потому что купание было удовольствием и без игры. Бадью оставляли на пару часов на палубе, чтобы вода в ней успела согреться на солнце. Заботливая тётя-сестра Элизабет оставила в их каюте дорожный сундучок со всем необходимым: мылом, двумя мочалками, полотенцами, ковшиком, домашними тапочками, гребнями, булавками, иголками и нитками, баночкой мёда, галетами, мешочком с орехами, сушёными абрикосами. Положила даже колокольчик с цепочкой, который умирающая миссус Марта подарила Салли.
Дверь каюты имела прочный засов, так что можно было не опасаться случайных или намеренных вторжений. Полли уже прекрасно умела мыться сама, Салли оставалось только обливать её водой из ковшика и обтирать полотенцем. Потом наступала её очередь. Она залезала в бадью, намыливалась с головы до ног, и Полли не без зависти разглядывала холмики её грудей под струйками мыльной воды.
Из книг у капитана Рэмси была только Библия. Полли читала из неё отрывки вслух и по-настоящему. Но священная книга для Салли всегда была собранием лучших историй «как будто», каких ей самой никогда не придумать.
На этот раз ей ярче других запомнилась история про Авраама и Агарь. Может быть, потому, что Агарь тоже была служанкой в доме господина своего, как и мама Бетти, и тоже родом из Африки. Бог обещал Агари, что от сына её, Измаила, произойдёт великий народ. Вот бы узнать, какой из народов, населяющих землю, произошёл от Измаила! В Библии не говорилось, какого цвета была кожа Агари. А что, если и все чёрные — это и есть народ, произведённый Господом от Измаила?
Во время всего плавания небо вело себя по-доброму, ни разу не послало на них ни одного из тех злобных ураганов, которыми оно умело время от времени карать за грехи всех виргинцев. Постепенно девочки успокоились, свыклись с корабельной жизнью. В конце плавания в погоне за развлечениями они придумали довольно рискованную «как будто»: «как будто капитан Рэмси — это на самом деле отец Полли, притворившийся мореплавателем, чтобы тайно приплыть за своей дочерью в Америку». Полли так вошла в роль, что в любую свободную минуту вертелась вокруг капитана, радостно смеялась любым его шуткам, говорила, что ни за что не расстанется с ним. Капитан реагировал на её выходки добродушно, баловал сладостями из своих запасов, обещал, что когда она вырастет, он уговорит своего сына жениться на ней, и тогда они все вместе заживут в одном доме одной семьёй.
Но, разговаривая с Полли, осыпая её несбыточными обещаниями, подыгрывая отведённой ему роли, капитан Рэмси не сводил своих тяжёлых выпуклых глаз с её четырнадцатилетней няньки.
Тесное ожерелье безотказно возникало у Салли на шее под этим взглядом. Но в этом чувстве не было и тени счастливого трепета, который она испытывала, находясь вблизи белого красавца — племянника Эппсов. Скорее оно напоминало то ожерелье, которое набрасывал на неё заезжий парижанин Марсель. И после него — многие другие мужчины, белые и чёрные, богатые и бедные, красивые и уроды. Потому что сомнений не оставалось: Господь выбрал для Салли Хемингс судьбу родиться и вырасти очень миловидной. Или, как говорили некоторые, «хорошенькой». Или даже «красивой». «Шарман, манифик, ла белла». Ни в какое «как будто» этот простой факт превратить было невозможно. Оставалось учиться тому, как приспособиться к этой судьбе, как избежать опасностей, таящихся в ней.