Джефферсон
Шрифт:
Февраль, 1801
«На президентских выборах 1800 года мистер Джефферсон и мистер Бёрр получили одинаковое число голосов выборщиков, каждый по 73. Хотя многие, голосуя за Бёрра, имели в виду, что он займёт пост вице-президента, конституция требовала, чтобы в такой ситуации исход выборов решался голосованием в палате представителей конгресса. Здесь восемь штатов из шестнадцати проголосовали за Джефферсона, шесть — за Бёрра, а делегации двух штатов разделились поровну между федералистами и республиканцами, и они никак не могли высказаться в пользу того или другого. 35 раз проводилось голосование, и только на 36-й один федералист из штата Делавэр
Март, 1801
«Наша обширная и плодородная земля, наш энергичный народ находятся в торговых отношениях с многими заокеанскими странами, которые уважают лишь силу и забывают о праве. Отголоски их раздоров докатываются до наших мирных берегов, и это нормально, что среди нас будут расхождения в мнениях о том, откуда нам грозит наибольшая опасность и какие меры необходимо принять для укрепления обороноспособности. Но, расходясь во мнениях, мы едины в своей преданности республиканскому правлению. В этом смысле мы все федералисты, мы все республиканцы. Некоторые честные люди опасаются, что наше правительство, представляющее собой эксперимент, невиданный в мировой истории, дающее надежду всему миру на возможность обретения свободы, не будет иметь достаточно силы. Я не согласен с этим. Я думаю, что, наоборот, только то правление, которое поддержано свободными гражданами, устремляющимися самоотверженно на защиту своих границ и своих законов, будет наисильнейшим».
Весна, 1801
«После прочтения Вашей речи в газетах многие старинные друзья, разделённые на годы партийными разногласиями, признали, что их разделяют лишь мнения, а не принципы, и смогли пожать друг другу руки. Мы едины в отстаивании общих интересов нашей страны. Ваше торжественное обращение к согражданам, к европейским нациям, ко всем обитателям земного шара и к потомству до последнего поколения послужит сильнейшим средством упрочения политического порядка и счастья народов».
Апрель, 1802
«Переход Луизианы и Флориды из-под власти Испании под власть Франции в корне меняет политическую ситуацию и создаёт новую эпоху в истории Соединённых Штатов. Три восьмых нашего экспорта идёт через порт Новый Орлеан, поэтому всякий, кто владеет им, представляет известную угрозу для нас. Долгая дружба между нашей страной и Францией оказывается под угрозой. Прошу Вас выяснить, готовы ли в Париже искать компромисс в данной ситуации и пойти навстречу нашим интересам. Лучше всего было бы, если бы они согласились уступить нам Новый Орлеан и Флориду. Безусловно, это устранило бы источник взаимного раздражения и недовольства между нами».
Сентябрь, 1802
«Хорошо известно, что человек, которого американцы с восторгом удостоили многими почестями, вот уже много лет имеет в качестве наложницы одну из своих рабынь. Её зовут Салли. Имя её старшего сына — Том. Говорят, внешне он весьма похож на президента, хотя и чёрный. Ему десять или двенадцать лет. Его мать была во Франции вместе с мистером Джефферсоном и двумя его дочерьми… Какой образец поведения американский посланник демонстрировал перед глазами двух молодых леди!
Эта девица Салли родила президенту нескольких детей. В окрестностях Шарлоттсвилла нет человека, который не был бы осведомлён об этой истории, но… молчание! Да, полное молчание будут хранить об этом республиканские газеты и биографы».
СЕНТЯБРЬ, 1802. МОНТИЧЕЛЛО
— Это и есть та безопасность, которую вы обещали мне тогда в Париже? — спросила Салли.
На её осунувшемся лице полные слёз глаза казались непомерно большими, взгляд был устремлён над головой Джефферсона, блуждал по оленьим рогам на стене, по мраморным бюстам, по гравюрам с морскими пейзажами. С того дня, когда год назад пришло известие о самоубийстве брата Джеймса в Балтиморе, она, казалось, утратила свой дар прятаться в царство «как будто» от горестей реальной жизни. Но от того, что обрушилось на них сегодня, укрыться было всё равно невозможно, потому что источник опасности был растворён в ночном мраке за окном, в стволах шумящих деревьев, в тумане, подползавшем к стенам дома.
Джефферсон повернулся к подростку, стоявшему рядом с Салли, в смущении мявшему вязаный картуз в чёрных пальцах.
— Давай, Роберт, расскажи всё по-порядку. Значит, двое неизвестных белых мужчин пришли в магазин мистера Белла и начали расспрашивать тебя о твоих родственниках, так?
— Ну да. У нас в Шарлоттсвилле я никогда их раньше не видел. Нездешние, это точно, и говорят как янки. Но откуда-то всё про нас знают. Знают, что мою мать зовут Мэри Хемингс-Белл, что отец умер два года назад. Но больше всего их интересовала наша родня здесь, в Монтичелло. Всё спрашивали про кузена Тома, знали, что он сын тёти Салли. Хотели знать, бывает ли он в Шарлоттсвилле и всё такое.
— А ты не спросил, зачем им это нужно?
— Я не спрашивал, но они сами объяснили, что хорошо знали дядю Джеймса в Балтиморе, дружили с ним и что он перед смертью оставил небольшое наследство любимому племяннику. Им якобы поручено передать Тому деньги и кое-какие вещи.
— Интересно, почему же эти добрые самаритяне ждали целый год, чтобы исполнить благое дело. И почему они не могут сделать это, прямо явившись в Монтичелло?
Я не посмел спрашивать белых джентльменов, но они сами объяснили, что в Монтичелло их не пустят, ибо там — то есть здесь — перед чужаками делают вид, будто Тома Хемингса вообще нет на свете. Вот если бы я пригласил его в Шарлоттсвилл, или на рыбалку, или в лес на прогулку, они бы мне хорошо заплатили. И тут же дали целых десять долларов.
— Какие негодяи! — воскликнула Салли. Потом вдруг перешла на французский. — Вы видите, другого объяснения нет: кто-то нанял их похитить мальчика! Чтобы выставить его перед всем светом. Живое подтверждение газетной брани. Боже мой, где укрыться от них, где искать спасения?!
Джефферсон подошёл к ней, обнял за плечи, отёр платком слёзы. Затем обернулся к Роберту Беллу:
— Они обещали прийти снова?
— Да, через два дня.
— Ты хорошо поступил, Роберт, что предупредил нас. Я не хочу, чтобы ты возвращался в Шарлоттсвилл в темноте. Переночуй у бабушки Бетти. Завтра утром я скажу тебе, как следует отвечать незваным гостям.
Когда Роберт ушёл, Салли устало опустилась в кресло и произнесла, глядя в пустоту:
— Всё же это невероятно: самый главный, самый могущественный человек в стране не в силах уберечь и оградить одного ни в чём не повинного мальчика, собственного сына.
Джефферсон молчал. Этой беды он ждал давно, предвидел её и всё же оказался совершенно не готов, когда голова Медузы, покрытая змеями, возникла перед ним, приблизилась вплотную и показала свой оскал. Как права была Абигайль Адамc, предупреждавшая его о Джеймсе Кэллендере: «Кобра не может превратиться в ужа».