Джек-потрошитель с Крещатика
Шрифт:
Даша нашла в папке три имеющиеся в их распоряжении изображения «Тихой ночи»:
открытка издательства «Рассвет»;
картина, купленная Катей на аукционе;
и еще одна – украденная Дображанской из мастерской.
Пальцы Чуб вновь заплясали по клавишам – увиденное и впрямь походило на мультфильм.
Вылетающая из туманного озера дева-душа подняла руку, обняла Ангела за шею и повернула к ним голову, словно, прощаясь, хотела взглянуть напоследок на этот бренный и сумрачный мир.
– Он не перерисовывает
– Ты хочешь сказать, – уловила мысль Маша, – что мы видим лишь три фрагмента, три куска пазла. Три кадра одной длинной и цельной истории!
– Четыре – если считать картину «Дух Бездны», – сказала Даша. – И это история о Черном Ангеле, ставшем ангелом Белым.
– Или наоборот, – сказала Катя. – О Белом Ангеле, ставшем Черным. Мы не знаем последовательности. Не знаем, какая из работ изображает финал.
– Значит, нам нужно собрать все работы Котарбинского и сложить их вместе, – беспроблемно предложила Чуб. – И мы узнаем настоящую историю Духа Бездны.
– Боюсь, собрать их все невозможно, – покачала головой Дображанская. – Ведущий аукциона рассказывал, что Вильгельм Котарбинский нарисовал их великое множество. Часть его работ до сих пор не найдена, часть утеряна. Он легко продавал их, легко дарил… Потому в Киеве даже в наши дни часто находят новые и неизвестные сепии, эскизы, полотна.
– Значит, нужно найти все, что можно! – оборвала ее Даша.
– Мне говорили, есть еще одна работа, – вспомнила Катя. – Владельцы не пожелали продать ее на аукционе. Ну, а еще больше картин я видела в его мастерской, – Катерина застыла с видом «ну что, мне разорваться, что ли?»
– Жаль, мы не знаем, какая именно картина даст нам ключ к этой тайне. Мы даже не знаем, в чем тайна, – вздохнула Маша.
– «Тайна»! – вскликнула Дображанская. – Так называется третья картина! Сначала я должна съездить в Аукционный Дом!
– Нет, – оспорила Маша Ковалева, – сначала нужно сходить к Котарбинскому. Он же живет за углом! А в Прошлом время стоит, – разъяснила свое предложение она. – Потом – за «Тайной»…
– Прости меня, Маша. – Катерина удрученно нахмурилась. – Сюрприза не вышло. Эту картину, – показала она на экран с ангельской девой, – я собиралась подарить тебе вечером на день рожденья.
– Эту?..
Маша совсем не умела врать – и трех ее разочарованных букв совершенно хватило, чтобы понять…
– Она и тебе не понравилась? – расстроилась Катя. – Нужно было покупать «Духа Бездны»!
– Да, нужно было брать его! – поддержала Чуб.
– Что ты… нет, нет, – замахала Ковалева руками. – Он такой страшный. Все хорошо, мне нравится твой Белый Ангел.
– Забудь про него, – приняла соломоново решение Катерина. – Держи, – сняла она с груди модерновую бабочку-брошь.
Маша протянула сразу обе руки, чтоб принять драгоценный подарок. И на этот раз Дображанской не нужно было слов, чтоб понять, как младшей из Киевиц понравился дар.
Глава шестая
Тайна художника
Дверь в номер Котарбинского была не только не заперта – приоткрыта. Но Катя все равно постучала.
– Войдите… – его голос был тихим.
Катя и пожелавшая сопроводить ее Маша Ковалева зашли в обширную комнату-мастерскую.
Художник сидел у окна на дубовой лавке, сгорбившись, закрыв глаза.
Был он нынче совсем иным – растрепанным и измятым, и крылья его галстука-банта поникли, как у мертвой бабочки.
– Здравствуйте, – поздоровалась Катя. – Я пришла к вам, чтоб закончить портрет.
Он только плотнее прикрыл веки.
– Помните меня? – не стала отступать Дображанская. – Я была у вас вчера… Мы не успели поговорить об оплате.
– Что? Об оплате?! – резко поднял голову он. – Вы намерены оплатить мою работу? Деньгами?
– Вы предпочитаете натуральный продукт? – порядочно удивилась Катерина Михайловна.
– Простите, простите, – вскочил он со скамьи, – я подумал… не понял… Так вы были вчера. Втроем?
– Вдвоем, – припомнила Катя так и не разъясненную натурщицу в спальне. – А это – моя спутница Мария Владимировна, – представила она Машу Ковалеву.
– Очень приятно, Мария Владимировна, – галантно сказал Вильгельм Котарбинский.
Но что-то изменилось. В прошлый раз он излучал счастье, сейчас же – угас; был не просто несчастлив – сломлен. Моложавый, подтянутый – нынче он казался несчастным седым стариком, и лихо подкрученные кончики его гоноровых польских усов превратились в грустные щеточки. Однако, если вчера у него умер кто-то из близких, столь разительная перемена была легко объяснима.
– Вдвоем… так и есть… А вторая сегодня не пришла? – поинтересовался он.
– Не пришла, – подтвердила Катя, не слишком понимая, почему она должна отчитываться за других визитеров.
– В таком случае, сегодня я могу поработать только над вами, – сделал вывод он, разыскивая среди множества работ вчерашний эскиз. – Ах, вот и он… Я забыл спросить, какой портрет вы желаете?
– А можно увидеть то, что вы написали вчера? – подойдя к нему, Катерина заглянула в лист и вскрикнула так отчаянно громко, что Маша Ковалева уронила свой крохотный шелковый ридикюль и бросилась к Кате.