Джек Потрошитель
Шрифт:
Но это было только начало. Мы не прекратили анализы ДНК, как не прекратили и другие способы исследования. Технология не стоит на месте, и сбор доказательств должен был быть продолжен.
Вскоре мы получили еще одно физическое доказательство. Криминалисты, исследовавшие чернила и бумагу, а также специалисты-графологи обнаружили следующее: письмо Потрошителя написано на бумаге для рисования; водяные знаки на бумаге совпадают с водяными знаками бумаги, которой пользовался Уолтер Сикерт; письма Потрошителя были написаны восковым мелком, используемым в литографии; письма Потрошителя содержат рисунки, сделанные кисточкой. Микроскопический анализ показал, что «засохшая кровь» на письмах Потрошителя
Интересный момент: анализ на определение крови, проведенный в отношении похожего на кровь вещества, нанесенного на письма Потрошителя, был признан неубедительным, что является весьма необычным. Этому может быть два объяснения. Возможно, в реакцию вступили микроскопические частицы меди, поскольку в таких анализах медь часто является основной причиной неубедительных или ложно позитивных результатов. А возможно, Потрошитель просто смешал кровь с коричневой смесью, применяемой в гравировании.
Был проведен и графологический анализ писем Потрошителя. Характерные черты почерка и расположение руки при письме встречаются во всех посланиях преступника. И те же самые характеристики мы видим в случайных заметках Сикерта.
Бумага, на которой Потрошитель писал свои письма в столичную полицию, абсолютно аналогична той, на которой было написано его письмо в полицию лондонского Сити, несмотря на то что почерк заметно отличается. Есть свидетельства того, что Сикерт был правшой, но киносъемка, сделанная, когда ему было уже за семьдесят, показывает, что он мог пользоваться для письма и левой рукой. Графолог Салли Бауэр полагает, что почерк писем Потрошителя меняется именно из-за того, что человек, пишущий правой рукой, пользовался левой. Очевидно, что реальный Потрошитель написал гораздо больше писем, чем ему приписывается. Лично я полагаю, что Уолтер Сикерт написал большую часть этих писем. Несмотря на его виртуозное умение менять руки при письме, высокомерие и характерный язык художника не спутаешь ни с каким другим.
Я не сомневаюсь, что всегда найдутся скептики и критики, которые не согласятся с тем, что Сикерт был серийным убийцей, жестоким чудовищем, направляемым манией величия и ненавистью. Объявятся и люди, которые будут оспаривать эту точку зрения, несмотря на все собранные доказательства.
Сотрудник ФБР Эд Сульцбах говорит: «На самом деле в жизни случается очень немного совпадений. И считать целую цепь совпадений случайностью просто глупо».
Пятнадцать месяцев спустя после моей первой встречи с Джоном Гривом я вернулась в Лондон и представила ему собранные доказательства. Мы встретились в индийском ресторанчике в Ист-Энде.
— Что бы вы сделали, если бы у вас были такие материалы и вам предстояло расследовать это дело? — спросила я.
— Я бы немедленно установил слежку за Сикертом, чтобы попытаться выяснить его секретные убежища. А обнаружив их, мы бы могли найти более веские доказательства, — ответил Джон. — Даже если бы мы больше ничего не нашли, мы все равно могли бы передать это дело в суд.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«НЕСЧАСТНЫЕ»
Трудно представить, что Уолтер Сикерт не принимал участие в праздничной суматохе, царившей в Лондоне 6 августа 1888 года. Для любителя искусства со скромными средствами представилась замечательная возможность всего за пенни увидеть множество выставок в грязном Ист-Энде. За шиллинг можно было посмотреть на работы Коро, Диаса и Руссо в дорогих галереях Нью-Бонд-стрит.
Трамваи в тот день перевозили пассажиров бесплатно — по крайней мере те, которые ходили в район Уайтчепел. Здесь торговали одеждой на все вкусы. Уличные торговцы фруктами, разносчики и менялы громко рекламировали свои товары и услуги семь дней в неделю, а оборвыши носились по вонючим улицам, выискивая отбросы и пытаясь вытянуть из случайных прохожих монетки. Уайтчепел был домом для «людей из мусорных ящиков» — так добрые викторианцы называли отчаявшихся бедолаг, живших в этом районе. За несколько фартингов прохожий мог увидеть представление уличных акробатов, дрессированных собачек и выставку уродов. За эти деньги можно было и как следует выпить. А можно было и заняться сексом с проституткой — или с «несчастной», которых здесь были тысячи.
Одной из таких «несчастных» была Марта Табран. Ей было около сорока лет. Она развелась с торговцем мебелью Генри Табраном, который бросил ее из-за ее беспробудного пьянства. Генри оказался достаточно порядочным человеком, чтобы выплачивать ей еженедельное содержание в размере двенадцати шиллингов. Правда, узнав о том, что Марта живет с плотником Генри Тернером, Табран прекратил платить. Но пьянство Марты вывело плотника из себя, и за две или три недели до праздника он тоже ее бросил. В последний раз он видел ее живой за два дня до торжеств, в субботу, 4 августа, то есть в тот же вечер, когда Сикерт делал наброски в мюзик-холле Гатти неподалеку от Стрэнда. Тернер дал Марте несколько монет, которые она немедленно потратила на выпивку.
На протяжении веков люди полагали, что женщины занимаются проституцией из-за некоего генетического дефекта, который позволяет им получать удовольствие от секса ради секса. Существовало несколько типов аморальных, распутных женщин, причем некоторые из них были еще хуже остальных. Хотя любовницы и наложницы также подвергались всеобщему осуждению, но самыми величайшими грешницами, несомненно, считались шлюхи. Шлюха становилась шлюхой по собственному выбору и не имела никакого желания отказываться от своего «порочного и отвратительного образа жизни», как в 1624 году писал Томас Хейвуд. «Я до сих пор не могу забыть самых отвратительных представительниц этой профессии. Шлюха — она всегда шлюха, и я убедился в этом».
Сексуальная жизнь могла вестись только в рамках брака. Она освящалась господом и имела своей целью только продолжение рода. Центром вселенной для любой женщины была ее матка, а месячный менструальный цикл нарушался из-за огромного количества болезней — подавляемого желания, истерии и безумия. Женщины считались существами второго сорта, неспособными к рациональному мышлению, — и это мнение в полной мере разделял Уолтер Сикерт. Он с пылом доказывал, что женщины неспособны понять искусство, что они интересуются живописью только из тщеславия и из желания подняться по социальной лестнице. Женщины-гении появляются крайне редко, а если это и случается, то, как говорил Сикерт, «мы должны считать их мужчинами».
Такие убеждения были не редкостью для викторианской эпохи. Женщины были другой «расой». Контрацепция считалась богохульством и преступлением против бога и общества. Бедность процветала, так как женщины рожали с угрожающей частотой. Женщинам позволялось наслаждаться сексом только потому, что, как считалось, при оргазме выделяются жидкости, необходимые для зачатия. Желание ощутить «трепет» вне брака или самостоятельно считалось извращением, угрозой для психического здоровья, спасения души и физического здоровья в целом. Некоторые английские врачи XIX века лечили мастурбацию путем удаления клитора. «Трепет» ради «трепета», особенно среди женщин, считался социально неприемлемым. Это порок. Это варварство.