Джек Ричер, или Заставь меня
Шрифт:
Горничная раскрыла конверт большим пальцем и достала оттуда банкноту в пятьдесят долларов. С портретом Улисса С. Гранта.
– Потрясающе, – сказал Ричер.
– Вы даже представить не можете, как много это для меня значит.
– Я рад за вас, – сказал Джек.
– Спасибо. Наверное, чудеса иногда случаются.
– А вы знаете, почему город называется Материнский Приют?
Женщина замерла на мгновение.
– Вы меня спрашиваете – или хотите рассказать, почему?
– Спрашиваю.
– Я не знаю.
– И вы не слышали никаких историй?
– О чем?
– О матерях, – пояснил Ричер. – Отдыхавших тут в буквальном или фигуральном смысле.
– Нет, – проговорила она. – Никогда ничего такого не слышала.
– А вы не могли бы открыть мне двести пятнадцатый номер?
– Вы живете в сто тринадцатом? А вчера снимали двести шестой?
– Да.
– Я могу открыть номер только тому, кто в нем зарегистрирован. Извините.
– Это было корпоративное бронирование. Мы работаем вместе, и нам нужно встречаться друг с другом, бывать в номерах коллег. Мы команда.
– Я могу спросить у менеджера.
– Не беспокойтесь, – сказал Ричер. – Я сам у него спрошу.
Однако Одноглазого в офисе не оказалось. Очевидно, он куда-то отлучился, потому что его стол выглядел так, будто хозяин совсем недавно и ненадолго прервал работу. Папки и журналы были открыты, ручки лежали на тетрадях, рядом стояла чашка с еще теплым кофе.
Но самого его на месте не было.
За столом Ричер увидел дверь в стене. Видимо, за ней находилась маленькая комнатка с диваном, крошечной кухонькой и, естественно, тесным туалетом. Возможно, Одноглазый находился именно там. Некоторые вещи не терпят отлагательства.
Ричер старательно прислушался, но ничего не услышал.
Тогда он обошел стол и посмотрел на журналы и папки. И на тетради. Обычные документы, какие есть в каждом мотеле.
Джек снова прислушался и снова ничего не услышал.
Тогда он открыл ящик стола, в котором Одноглазый хранил ключи. Положил туда свой и взял от номера 215.
Закрыл ящик.
Вернулся на место для посетителей.
И с облегчением выдохнул.
Одноглазый так и не вернулся. Может, страдал от расстройства желудка. Ричер вышел из офиса, пересек подкову и поднялся по лестнице к Чан. Когда он показал ей ключ, она спросила:
– Сколько у нас времени?
– Столько, за сколько заплатил Кивер, – ответил Ричер. – Вероятно, до конца недели. Я решил занять его комнату. Хозяину не на что жаловаться. Деньги за номер он получил, а Кивера нет, чтобы высказать свое неудовольствие.
– Это сработает?
– Может быть. Если они не попытаются меня выдворить.
– Тогда мы позвоним в «девять-один-один». Как должен был сделать Кивер.
– Тип в костюме оставил горничной пятьдесят долларов чаевых.
– Серьезные деньги. На них можно купить недельный круиз.
– Она была счастлива.
– И неудивительно. Как будто получила жалованье за неделю, только делать ничего не пришлось.
– Я чувствую себя отвратительно. Никогда не оставлял больше пяти баксов чаевых.
– Ты сам сказал, что он богатый.
Ричер ничего не ответил, подошел к двери номера Кивера и вставил ключ в замок. Открыв его, сделал шаг назад.
– После вас.
Чан вошла внутрь, Ричер – за ней. Следы присутствия Кивера были по всей комнате: рубашка на ручке двери, косметичка в ванной комнате, льняной пиджак в шкафу, у стены потрепанный чемодан, полный одежды. Все аккуратно и ровно расставлено горничной, в номере чисто и прибрано.
И нигде не видно портфеля, сумки с компьютером, толстых записных книжек или исписанных от руки листков.
По крайней мере, на первый взгляд.
Ричер повернулся и закрыл дверь. За свою длинную и непростую карьеру военного полицейского он обыскал, наверное, сотню номеров в мотелях и хорошо умел это делать. Ему удавалось находить самые разные вещи в самых разных местах.
– Кем был Кивер до службы в Бюро? – спросил он.
– Детективом полиции с дипломом вечерней юридической школы, – ответила Чан.
Значит, ему тоже приходилось обыскивать номера в мотелях, и он не станет использовать в качестве тайника очевидное место. Он знал все хитрости. Впрочем, в этом номере вариантов было не слишком много, поскольку с архитектурной точки зрения он не являлся сложным комплексом.
– Я уверена, что мы ошиблись, – сказала Чан. – Менеджер мог побывать здесь примерно полдюжины раз или впустил кого-то. Нам следует исходить из того, что тут давно все обыскали.
Ричер не стал с ней спорить.
– Да, но вопрос в том, насколько хорошо они искали. Одно нам известно наверняка: Кивер был в этом номере, а потом в какой-то момент ушел. Существует три возможных варианта его ухода. Первый: он отправился по какому-то совершенно невинному делу, которое позже стало не таким невинным. Второй: неизвестные люди под возмущенные крики выволокли его отсюда. И, наконец, он сидел себе на кровати и обдумывал то, что сумел узнать, и вдруг неожиданно все куски головоломки встали на свои места, он вскричал: «Вот дерьмо!» – вскочил и помчался к телефону-автомату в универмаге, чтобы, не теряя больше времени, позвонить в «девять-один-один». Только он туда не добрался.
– Не добрался? В каком смысле?
– В том смысле, что пропал. Скажи мне, где и почему, и я откажусь от других теорий.
– Ни один из перечисленных тобой вариантов того, как он мог покинуть номер, не означает, что мы можем найти здесь что-то полезное. Нечто, пропущенное другими.
– Не согласен. Я думаю, третий вариант дает нам некоторую надежду. Представь ситуацию под знаком «Вот дерьмо!». Ты потрясена, потому что вдруг поняла, что тебе угрожает опасность, причем такая серьезная, что нужно как можно быстрее бежать к телефону. Но там ты будешь на виду. Телефон-автомат совсем не то же самое, что мобильный за закрытой дверью номера. Ты себя выдашь. А теперь это рискованно. И у тебя появляется мысль оставить какую-то подсказку или знак. Ты пишешь записку и прячешь ее. Затем идешь звонить.