Джекпот для лоха
Шрифт:
Только сам глупый Акопян об этом не подозревал. Он с удовольствием опрокинул несколько рюмок «Тиходонской особой» и с аппетитом закусывал, шутил, рассказывал анекдоты.
– Приходит старик к врачу: «Мне семьдесят, жене тридцать, я с ней сплю три раза в неделю. И с молодой любовницей еще два раза! Это подвиг?» – Врач говорит: «Нет, не подвиг!» – «Может, это диагноз?» – «Нет, не диагноз». – «Тогда что это?» – «Это брехня!»
Ашот Степанович от души рассмеялся, наколол на вилку соленый белый грибочек, снова выпил и в очередной раз закусил.
– Хорошая водка! И грибочки отменные! – сообщил он. И обратился к сотрапезникам: – Ну,
Действительно, хотя со стороны казалось, что в банкетном зале гуляет добрая компания состоятельных деловых людей, опытный взгляд мог определить: в этом застолье что-то не так. Заводчане Малышев и Вайс, хоть и поддерживали слабое компанейское бурление, но как-то натужно, без энтузиазма, с постными лицами, с какими обычно сиживали в президиумах скучных собраний. Только Фёдоров вел себя раскованно, широко улыбался, курил одну сигарету за другой и от души накачивался виски, практически не прикасаясь к закуске. Москвичи казались спокойными и весёлыми, отдавали должное донским яствам и дорогим напиткам, смеялись анекдотам, но за всем этим пряталось скрытое напряжение. И только Акопян держался совершенно естественно, вёл себя непринуждённо, ел, пил, веселился и вообще держался как гостеприимный хозяин, то и дело произнося витиеватые тосты. Но веселью его приходил конец.
– Уважаемый Ашот Степанович… – начал было Храмцов, но «джинн» перебил:
– Просто Ашот, дорогой! Вы такой хлеб-соль накрыли… Мы же теперь друзья, акционеры, одно дело делаем. Что будем церемонии разводить, на «вы» разговаривать? – Он снова выпил холодной водки и жадно набросился на горячую осетрину.
– Да, Ашот, извини, как раз о деле мы и хотели поговорить, – продолжил Храмцов. – Такое вот у нас созрело к тебе дружеское предложение: продай нам свои акции. Естественно, по хорошей цене.
Человек с хитрым лицом доброго джинна обвёл взглядом всех присутствующих: мол, серьёзно ли предложение или только шутка? Но обращенные к нему лица не располагали к шуткам. Так волки смотрят на жирного беззащитного барашка.
– А-а-а! Ясно, – вдруг рассмеялся он и налил себе «Тиходонской особой». – Все правильно, деловые люди должны попробовать все варианты. Молодцы! Но я не хочу продавать свои акции. А вот ваши – куплю! По-дружески говорю – не обижу. Как, пойдёт? Подумайте!
И Акопян, довольно улыбаясь, опять принялся за осетрину.
Храмцов посмотрел на Палыча, потом на заводчан. Вайс побледнел. Дело шло к развязке по второму варианту. Но что-то в этой ситуации всех настораживало. Акопян явно не был похож на дурака. Он не может не понимать, зачем его сюда пригласили. Он не мог не просчитать первого и второго варианта. Он не мог не догадываться о существовании «первого» и «второго». И несмотря на это, он пришел сюда один! Значит…
Временные союзники переглянулись еще раз. На невозмутимых лицах проступило отчетливое беспокойство. Местная власть запретила разборки только между москвичами и сельхозмашевцами. Жизнь Акопяна не защищали никакие запреты. Почему же он так спокойно сидит, жрёт, пьет и радуется жизни? Ответ может быть только один.
Значит, он подстраховался!
А раз так, то на дне озера могут оказаться совсем другие люди! И ни «первый», ни «второй» ситуации не изменят…
Шесть пар глаз в настороженном ожидании уставились на беззаботно обедающего главного акционера.
Из пустого коридора раздались гулкие уверенные шаги. Это было удивительно, так как ни внешняя, ни внутренняя охрана не могла пропустить никого без разрешения своих хозяев. Удивительно было и то, что в дверях банкетного зала исчезли постоянно маячившие фигуры охранников… Зато на пороге появился высокий плотный мужчина с короткой стрижкой и свирепо выступающей вперёд нижней челюстью.
Размеренным шагом он вошёл в банкетный зал и остановился у стола, заложив руки за спину. Колючий взгляд глубоко посаженных глаз медленно, как рентген, просветил каждого из сотрапезников. Вошедшие следом суровые стриженые парни в палёных под фирму ярких спортивных костюмах и кроссовках остались у входа, выстроившись во внушительную шеренгу. Их было человек десять, и руки они держали за спиной. У опытного Палыча похолодело под ложечкой. Такие же чувства испытали и все остальные. Особенно заводчане, которые узнали в нежданном госте самого Антона Серого, бандита новой волны, руководителя активно набирающего силу тиходонского оргпреступного сообщества.
«Спортсмен» постарше, похожий на тренера, поманил пальцем официанта и, кивнув похожим на раздвоенное копыто подбородком в сторону Серого, развернул его лицом к столу и отвесил лёгкий подзатыльник. Официант метнулся к стене, схватил свободное кресло и замер с ним за спиной Антона, ожидая, какое место тот себе выберет.
Акопян радостно вскочил и, почтительно согнувшись, двумя руками пожал вальяжно протянутую руку гостя.
– Здравствуй, Антон, здравствуй, дорогой, прошу, присаживайся! Пожалуйста, не побрезгуй нашим хлебом-солью…
Официант тут же поставил кресло рядом с Акопяном, а другой молниеносно принес приборы и рюмки.
– Позвольте представить, друзья, – торжественно объявил «джинн», который опять подобрел. – Антон Викторович Серов – бизнесмен, меценат, покровитель муз, прекрасный, честный и надёжный человек. Прошу любить и жаловать!
Богато убранный стол будто обдало ледяным сквозняком. Все присутствующие, даже москвичи, прекрасно знали, кто такой Антон Серый.
– Любить меня не обязательно, – тяжёлым, хорошо поставленным голосом пророкотал «бизнесмен Серов». – А вот жаловать придётся, раз уж свели нас деловые тропинки. Правильно я говорю, Семён Борисович?
Ни посланцев «Консорциума», ни заводчан Серову не представили, но тот, похоже, и так был в курсе, кто есть кто.
Храмцов нехотя кивнул.
– А вы согласны с этим, Олег Сергеевич? – Серый перевел взгляд на Канаева.
– Абсолютно! – слегка усмехнулся тот.
– Надеюсь, и господин Каратаев того же мнения?
– Безусловно, – солидно подтвердил Палыч. – Мы всегда заодно.
Москвичи держались хорошо и не теряли лица, в отличие от некоторых руководителей «Сельхозмаша»: у Малышева нервно подёргивалось веко, по белому лицу Вайса стекали ручейки пота. Только покрасневший от виски Фёдоров, развалившись, рассматривал вошедшего, как равный равного. Именно такого поведения требовал кодекс чести правильного пацана.