Джен Эйр
Шрифт:
— Что со мной? Я тяжело ранен? — пробормотал мистер Мэзон.
— Пустяки! Небольшая царапина! Только не раскисай, будь мужчиной! Я сейчас сам отправлюсь за врачом. К утру мы, надеюсь, увезем тебя отсюда. Джен! — продолжал он, обращаясь ко мне.
— Да, сэр?
— Мне придется оставить вас здесь с этим джентльменом на час или два; вы будете вытирать губкой кровь, как я вытирал сейчас, если она появится. А если ему сделается дурно, вы дадите ему выпить воды из этого вот стакана и понюхать соли из вашего флакона. Вы не должны разговаривать с ним ни под каким предлогом. Помни, Ричард, я запрещаю тебе под страхом смерти разговаривать с ней. Достаточно тебе открыть рот и пошевельнуться, и я не отвечаю за последствия.
Бедный
И вот я сидела на третьем этаже, запертая в одной из его таинственных камер; вокруг меня была ночь. Перед моими глазами — доверенный моим заботам бледный, окровавленный человек; от убийцы меня отделяла тонкая дверь. Да, это было ужасно; я все готова была перенести, но содрогалась при мысли о том, что Грэйс Пул может кинуться на меня.
И все же я должна оставаться на своем посту. Я должна следить за этим мертвенным лицом, смотреть на эти посиневшие, недвижные уста, которым запрещено открываться, на эти глаза, то закрытые, то блуждающие по комнате, а по временам останавливающиеся на мне и словно остекленевшие от ужаса. Я все вновь и вновь должна опускать руку в таз с водой и стирать выступающие капли крови; следить за тем, как постепенно догорает свеча, как тени сгущаются на старинных потертых гобеленах вокруг меня, становятся черными за тяжелым пологом массивной кровати и странно трепещут над старинным шкафом против меня: его створки состоят из двенадцати делений, в каждом из которых — изображение сумрачного лика одного из апостолов, сделанное искусной рукой, причем каждый лик заключен как бы в деревянную раму, а над ними высится распятие из черного дерева.
В зависимости от игры тени и света выступал то бородатый врач Лука со склоненным челом, то голова святого Иоанна с прядями длинных волос, то дьявольское лицо Иуды, — оно словно вдруг оживало, и в нем проступали угрожающие черты архипредателя-сатаны, принявшего образ своего слуги.
И в этой мрачной комнате я вынуждена была бодрствовать и сторожить: прислушиваться к движениям дикого зверя или дьявола по ту сторону двери. Однако мистер Рочестер, уходя, как будто заколдовал страшное создание. В течение всей ночи из-за таинственной двери до меня только трижды, и притом с большими промежутками, донеслись приглушенные звуки: то был скрип половицы под чьими-то осторожными шагами, уже знакомое хриплое рычание и затем тоскливый человеческий стон.
К тому же меня мучили собственные мысли. Что за преступление таилось в этом уединенном доме, владелец которого не мог ни покончить с ним, ни пресечь его? Какая тайна прорывалась здесь то вспышкой пожара, то кровопролитием в самые глухие часы ночи? Что это за существо, которое, приняв облик обыкновеннейшей женщины, так непостижимо меняло голос? То это был насмешливый демон, то дикий коршун, терзающий падаль.
И незнакомец, над которым я склонялась, этот банальный и кроткий человек, — каким образом он угодил в эту паутину ужаса? Отчего фурия накинулась на него? И как он очутился в этой отдаленной части дома в столь неподходящий час, когда ему давно следовало мирно спать в своей постели? Я сама слышала, как мистер Рочестер указал ему комнату внизу, — так что же привело его сюда? И почему он так беззлобно относится к совершенному над ним насилию, а возможно, и предательству? Почему так покорно подчинился этому заточению, на которое его обрек мистер Рочестер? И зачем это понадобилось мистеру Рочестеру? На его гостя было совершено нападение; его собственной жизни еще недавно угрожало какое-то гнусное злодейство;
О, я не могла забыть ни его взгляда, ни его бледности, когда он прошептал: «Джен, вы нанесли мне удар, вы нанесли мне удар, Джен!» Я не могла забыть, как дрожала рука, опиравшаяся на мое плечо; а ведь нелегко было согнуть этот решительный характер и вызвать трепет в сильном теле Фэйрфакса Рочестера.
— Когда же он придет? Когда же он придет? — восклицала я про себя, так как ночь тянулась бесконечно, а мой пациент стонал, слабел, угасал, и ни утро, ни помощь не приходили. Все вновь и вновь подносила я воду к губам Мэзона, все вновь и вновь предлагала понюхать освежающие соли, — мои усилия казались тщетными. Физические или душевные страдания, потеря крови, а может быть, все вместе взятое вызвало у него внезапный упадок сил. Он так стонал, казался таким слабым, растерянным и несчастным, что я боялась: вот-вот он умрет, а я не могу даже заговорить с ним!
Свеча наконец догорела; когда огонек потух, я заметила вдоль края занавесок бледно-серую кайму света. Значит, утро все-таки близко. Затем я услышала, как на дворе залаял в своей будке Пилот. Моя надежда воскресла. И не напрасно: через пять минут скрип ключа в замке известил меня о том, что мое дежурство кончено. Оно продолжалось не больше двух часов, но мне казалось, что протекла неделя.
Вошел мистер Рочестер в сопровождении врача, за которым он ездил.
— Ну, а теперь, Картер, поторопитесь, — обратился он к врачу. — Даю вам полчаса на то, чтобы промыть рану, наложить повязку, свести больного вниз и так далее.
— А можно ли ему двигаться, сэр?
— Безусловно, можно. Ничего серьезного нет; просто он разнервничался, и надо поднять у него настроение. Пойдемте, принимайтесь за дело.
Мистер Рочестер отдернул плотные занавеси на окнах, поднял полотняную штору и впустил в комнату как можно больше дневного света. И я с радостью отметила, как светло уже было на дворе! Какие яркие розовые полосы озаряли восток! Затем он подошел к Мэзону, которого осматривал врач.
— Ну, приятель, как дела? — спросил он.
— Боюсь, что она меня прикончила, — последовал едва слышный ответ.
— Глупости, мужайся. Через две недели ты будешь здоров, как прежде. Просто немного крови потерял — вот и все. Картер, скажите ему, что никакой опасности нет.
— Могу, и с полной уверенностью, — отозвался Картер, который уже снял со своего пациента повязку. — Жалею, что не оказался здесь раньше, тогда он не потерял бы столько крови. Но что это? Плечо не только порезано, оно изорвано. Эта рана не от ножа, тут поработали чьи-то зубы.
— Она кусала меня, — прошептал больной. — Она накинулась на меня, как тигрица, когда Рочестер отнял у нее нож.
— А зачем ты ей поддался? Надо было сопротивляться, — заметил мистер Рочестер.
— Но что можно было сделать при таких обстоятельствах? — возразил Мэзон. — О, это было ужасно, — добавил он содрогнувшись. — Я не ждал этого, она вначале была так спокойна.
— Я предупреждал тебя, — ответил его друг, — я говорил тебе: будь начеку, когда ты с ней. И потом, ты же мог подождать до завтра, и я пошел бы с тобой; это было просто безумием — попытаться устроить свидание сегодня же ночью и с глазу на глаз.