Джен
Шрифт:
А я, сложив ладони между своих раздвинутых коленей, сидел на ее «психотерапевтической» кушетке, предназначенной для пациентов.
– Слишком много хорошего свалилось на твоего Френсиса в короткий срок. К хорошему тоже нужно привыкнуть. А он оказался не готов. Это – во-первых. Во-вторых, Френсис стал курить марихуану, а трава, как известно, у некоторых людей вызывает галлюцинации. Ну и в заключение: его психиатрическая болезнь тоже не стоит на месте, а развивается. Вот тебе и ответ на вопрос, отчего у него произошел нервный
– Да-да, все верно: стресс, трава, галлюцинации, болезнь. Но, может…. Может, он действительно верит в Бога? Может, только сейчас, став свободным, оказавшись среди нормальных людей, которые о нем хоть чуточку заботятся, он наконец почувствовал в себе Бога? Почувствовал какое-то раскаяние, посчитал себя виноватым? Захотел покаяться за свои пусть даже мелкие грешки, которые в его глазах сейчас приобрели огромное значение? – я смотрел перед собой, где на полу словно возникали и расплывались какие-то темные пятна.
Джен покачала головой:
– Виктор, тебе будет трудно работать с психически больными. Ты копаешь слишком глубоко. А это опасно – и не только для психически больных, но и для психически здоровых.
Она поднялась, давая понять, что супервизия закончилась. Взглянула на свои золотистые часики на руке:
– Все, надеюсь, мы с тобой достаточно детально обсудили эту историю.
Однако я оставался неподвижен.
Меня душила ревность: вот сейчас она уйдет – в своем обворожительном платье, в туфлях на высоком каблуке, вся в блестках – к нему, к этому проклятому хрычу Шварцу. И я не знал, что сделать, чтобы этого не случилось.
Удивившись, Джен смотрела на меня, пытаясь вникнуть в причину моего «пассивного сопротивления». Догадалась. Решительно подошла к двери и защелкнула замок.
Вернулась и присела передо мной на корточки:
– Милый Виктор, я долго не хотела начинать этот разговор, но, видимо, придется. Я знаю, что ты ко мне неравнодушен. Но не надо. Не надо сидеть в машине возле синагоги по субботам, подкарауливая меня. Не надо следить за мной, когда я иду после работы. И рисовать меня тоже не надо. Договорились?
Я наморщил лоб. Сейчас, с этого места и под этим углом мне были хорошо видны плавные линии ее бедер в облегающем платье. Восхитительные линии! Не знаю, повинуясь какой силе, я вдруг взял руки Джен и потянул ее к себе!
На мгновение она поддалась, быть может, от неожиданности. Я даже успел ощутить, как прядь ее бархатистых волос скользнула по моей щеке.
Но длилось это лишь миг. Вырвавшись, Джен отступила к двери. На ее щеках запылали пунцовые пятна. Метнула в меня испепеляющую молнию.
– Ты в своем уме? – сказала тихо. – Завтра же я попрошу, чтобы вместо меня тебе дали другого супервайзера.
Глава 9
Но
………………………………………………………………………………
Однажды Джен спросила, не могу ли я подвезти ее во время ланча в ателье, где ей нужно срочно забрать какую-то одежду.
Машина, что называется, была подана, и вскоре мы мчались по бруклинским улицам в район Бей Ридж.
Джен скрылась в дверях ателье. А я, отодвинув подальше от руля кресло водителя и откинув спинку, устроился поудобней и приготовился к ее длительному отсутствию. Достал мобильник, чтобы почитать «Фейсбук».
К моему удивлению, минут через десять Джен вышла с пакетами в руках.
– Я же обещала, что быстро справлюсь, – сказала она, кладя пакеты на заднее сиденье. – Поехали обратно.
Но возвращаться прямиком в госпиталь было бы с моей стороны непростительной ошибкой, если не глупостью. Тем более в такой теплый и солнечный февральский день.
Ничего не сказав, я направил машину к набережной, которая находилась от этого ателье совсем близко.
Полюбил я тот уголок: широкий пирс, вдающийся в Гудзон метров на сто от берега, место для променада и рыбной ловли. С пирса открывается живописный вид, запечатленный на многих рекламных открытках и буклетах Нью-Йорка. Река здесь разбегается по устьям, окаймляющим остров Статен-Айленд, берег Нью-Джерси и Манхэттен с его небоскребами.
Простор, широкий горизонт. И ползут, надвигаются откуда-то гонимые ветром тучи. А под мостом Верразано, едва не задевая перекрытие, проходят гигантские лайнеры: одни – швартоваться в порт, другие – из порта, в океан…
Приехав на место, я предложил Джен выйти из машины и полюбоваться видами.
Мы неспешно прогуливались по бетонному пирсу, огороженному по краям невысоким железным забором. Рыбаки забрасывали в воду спиннинги. Возле них на газетах и целлофановых пакетах лежали кусочки порезанной рыбы и крабы с расколотыми панцирями, которых использовали для наживки.
Мальчуган лет пяти, в красной курточке, отойдя от мамы, сел на корточки и внимательнейшим образом изучал только что пойманную рыбаком сельдь. Рыба прыгала на бетоне, и ее морда от пораненных крючком губ быстро покрывалась кровью.
– Она дышит! Она раскрывает жабры! – изумлялся ребенок, касаясь рыбы пальчиком.
– Ты когда вырастешь, тоже станешь рыбаком? Или капитаном корабля? – слащавым голоском спросила Джен, наклонившись к ребенку.
– Мисс, вы мне мешаете, – ответил мальчуган серьезным голосом. – Вы что, не видите, что я занят рыбой?